Владевшее мною напряжение проходит – так разжимается кулак или распускается бутон. Мне сразу же становится легче дышать, и мы идем дальше.
Сумерки становятся все гуще.
– Теперь уже близко, – говорит Брэм. Солнце давно зашло, и сквозь листву светит луна.
После того как мы долго шли по густому лесу, задевая макушками ветки и слыша, как другие ветки хрустят у нас под ногами, я ожидаю увидеть что-то вроде охотничьего домика, сложенного из грубо обтесанных бревен. Однако дом Эсме так же хорош, как и остальные дома Гримсби. Он стоит посреди поляны, полной полевых цветов, его окна освещены сиянием свечей.
Брэм касается моей руки.
– Я должен сообщить тебе еще кое-что… – Он сглатывает. – Род занятий Эсме не был определен выбором костей.
Меня словно окатывает холодная волна, и моя надежда гаснет.
– Но ты же назвал ее знатоком… Ты сказал…
– Она и есть знаток, – произносит Брэм. – Все, что я рассказал тебе, чистая правда.
– Ты хочешь доверить мою судьбу оборышу ? – Во мне нарастает паника. Я изо всех сил толкаю его в грудь, но он не сдвигается с места. – Ты обманул меня. – Я толкаю его снова, досадуя на его силу. И на свою слабость.
Он берет меня за оба запястья и прижимает мои руки к своей груди.
– Думаю, это все-таки лучше, чем твой прежний страх передо мной.
– Ты лжец! – злюсь я.
– Я тебе не лгал.
– Ты не сказал мне правды. Это то же самое, что ложь.
– Если род занятий Эсме не был определен выбором костей, это вовсе не значит…
Но я больше не желаю его слушать. И, вырвав запястья из его хватки, поворачиваюсь, чтобы пойти назад.
– Саския. – Его голос звучит резко, сердито. – Ведь теперь и ты сама стала оборышем.
Его слова пригвождают меня к месту, лишают дара речи, и несколько долгих секунд я молчу.
– Это не то же самое.
– Разве?
Я была так сосредоточена на раздумьях о том, как выяснить, в какую игру играет Лэтам, что не подумала о последствиях, которые исключение из числа учеников и изгнание из Замка Слоновой Кости могут иметь для моей дальнейшей жизни.
– Моя мать сможет опротестовать решение Норы. Она все исправит. – Я смотрю ему в глаза. – Для нас обоих.
Он запускает пальцы в волосы.
– Возможно, у Эсме просто не было никого, кто мог бы все исправить, – тихо отвечает он. – Ты в самом деле считаешь, что это делает ее хуже тебя?
– Я не говорила, что она хуже. Я просто… – Но слова замирают на моих губах. Какую неприязнь я бы ни испытывала к гаданию на костях, я тем не менее всегда рассматривала их как наиболее надежный источник знаний. Но ведь исключение из числа учеников не стерло то, чему я научилась, – а то, что матушке были доступны хорошо подготовленные кости для доведывания, вовсе не делает меня более способной к магии костей, чем те, чьи семьи бедны. Матушка объяснила мне это. Но это не меняет моего первого импульса – я инстинктивно не доверяю тем, чей род занятий не был определен с помощью магии костей. Когда я думаю об этом, меня обжигает стыд.
– Дай ей шанс, – просит Брэм.
Я киваю и следую за ним к двери. Эсме открывает сразу. Она намного ниже меня ростом, у нее приятное лицо, изборожденное морщинами, и белые как лунь волосы, собранные в узел.
Я ожидаю, что сейчас она поздоровается с Брэмом, но вместо этого она устремляет взгляд на меня.
– Саския Холт, – произносит она, – я тебя ждала.
Я сижу перед куском бархата, на котором разложена дюжина пястных костей. За последние семь дней я, можно сказать, только и делала, что ела, спала и пыталась научиться гаданию на костях с Ясновидением Второго Порядка у Заклинательницы с даром Ясновидения Третьего Порядка. Я достигла кое-какого успеха в гадании на мою мать, поскольку у меня есть доступ к ее крови, но что касается всего остального, я могу видеть только неясные очертания предметов и людей. Мучаясь от головной боли, я пытаюсь сосредоточиться на Деклане, пытаюсь отдаться магии, которая создает тянущее ощущение где-то внизу моего живота. Но у меня ничего не выходит.
Я делаю глубокий вдох и открываю глаза.
Матушка наблюдает за мной с выражением такой надежды на лице, что мне становится тошно при мысли о том, что мне придется признаться в очередной неудаче. Я качаю головой, и ее глаза гаснут.
– Прости, мне очень жаль, – говорю я. – Я подхожу к нему так близко, но могу различить одни лишь тени.
Она встает, подходит к распахнутому окну и вцепляется в деревянную раму. Костяшки ее пальцев белеют.
Читать дальше