Бриана Шилдс - Заклинатель костей [litres]

Тогда почему же они находятся у нее?

Мое внимание привлекает открытая витрина, стоящая в углу.

В ней лежит кость с меткой, которую я узнала бы всюду.

Мое сердце начинает биться так часто и гулко, что мне кажется, будто оно бьется не только в груди, но и в горле, и в ушах.

Я подхожу к открытой витрине и провожу пальцами по плечевой кости моего отца с копией его метки мастерства – разноцветным волнам, которые так похоже изобразил мэтр Оскар.

Комната вдруг резко кренится, я зажмуриваю глаза и явственно вижу лицо моего отца. Открыв глаза, я отдергиваю руку. Такое со мной уже случалось, но ведь этого просто не может быть. Мой магический дар уже должен был угаснуть, сойти на нет. Я не проходила через обряд сопряжения с магией, и мне никогда не доводилось слышать, чтобы у кого-то так долго не исчезала склонность, не связанная с тем родом занятий, который ему или ей предписало гадание на костях. Я начинаю вдыхать и выдыхать медленно, размеренно, чтобы заставить мой страх пройти. Когда он проходит, меня пронизывает душевная боль, и на глазах выступают слезы. Сейчас речь идет не об арестанте, чьи воспоминания будут преследовать и мучить меня, а о моем отце – и я готова на все , лишь бы увидеть его вновь.

Даже если для этого мне придется прибегнуть к магии костей.

Я беру плечевую кость из витрины, закрываю глаза и позволяю магии подхватить меня и унести. И снова вижу отца, в руке он держит кисть, и перед ним стоит холст, натянутый на подрамник. В комнату вхожу я – в этом видении я младше, чем теперь, – и лицо его озаряет улыбка.

– Что ты об этом думаешь, моя птичка?

Это портрет матушки. На нем она качается на качелях, подвешенных к ветке дуба. Носки ее босых ног обращены к небесам, голова запрокинута, она смеется, и ее распущенные светлые волосы развеваются на ветру. Я никогда не видела ее такой беззаботной.

– По-моему, здорово, – говорю я.

Он лучезарно улыбается.

– Вы с ней так похожи, верно?

Видение гаснет – гаснет слишком быстро, – и меня жжет боль, она сжигает все другие мои чувства, пока не остается только ярость. Одра не имеет права!

Я выбегаю из комнаты и захлопываю за собою дверь. На шум прибегает Уиллем.

– Саския, ты что, заблудилась? В нашем доме плутают все! – Он замечает кость в моей руке и широко раскрывает глаза. – Тебе надо вернуть ее на место. Маме не понравится, что ты ее трогала.

Я наклоняю голову, чтобы не задеть хрустальные шарики, свисающие с потолка.

– Мне плевать, что об этом подумает твоя мать, – резко отвечаю я.

Он прикусывает нижнюю губу. Я вздыхаю и напоминаю себе, что он всего лишь ребенок. Не мое дело говорить ему, что его мать воровка, а возможно, и убийца, хотя мне ужасно хочется во весь голос выкрикнуть эти слова, если так я смогу утихомирить вихрь моих мыслей. Сейчас мой мозг похож на улей – суматоха, хаос и гудение сотен пчел. Но Уиллем не отвечает за то, что натворила его мать.

– Все образуется, – успокаиваю его я, когда мы возвращаемся в основную часть дома. – А теперь поди в свою комнату и побудь там.

Посмотрев в большое окно, я вижу идущую к двери Одру. У меня перехватывает дух. Теперь я уже не могу уйти незаметно. Можно либо положить кость туда, где я ее нашла, и доложить обо всем совету – пусть они обнаружат ее и воздадут Одре по заслугам, – либо мне придется сей же час потребовать у нее объяснений. Если бы эта кость принадлежала кому-то другому, я бы не стала вступать в схватку с Одрой, а просто поспешила бы домой, но ведь речь идет о моем отце. Я не могу оставить здесь часть его останков ни на одну лишнюю минуту.

Я представляю себе, как наброшусь на Одру, когда она войдет в дверь, припру ее к стенке и буду прижимать кость моего отца к ее горлу, душа ее, пока она не выложит мне все, что я хочу узнать.

Но когда я слышу, как в замке поворачивается ключ, что-то внутри меня словно обращается в камень. Я сажусь, держась прямо, точно клинок ножа, и положив плечевую кость на колени. Одра неторопливо входит, держа в руках несколько пакетов. Увидев меня, она вздрагивает, затем ее взгляд падает на кость.

– Что ты себе позволяешь? – визжит она. Пакеты падают на пол.

– По-моему, этот вопрос должна задавать не ты, а я.

Одра прищуривается и злобно кривит губы.

– Да как ты смеешь?

– Эта кость была украдена из костницы несколько недель назад. – Мой голос звучит бесстрастно, ровно. Ярость сконцентрировалась во мне, превратившись в острую ледышку, которую я готова использовать как оружие. – Все это время городской совет искал вора, чтобы примерно его покарать.