Андрей Дашков - Танатос рулит!

«А ты когда-нибудь эту тачку заправляешь?». И так далее.

Оба голоса были категорически не похожи на голос Алисы и его собственный. Но при нынешней технике записи провернуть подобный фокус-покус наверняка не составляло труда. И только ма-а-аленький вопросик мешал ему пнуть приемник (или диктофон, замаскированный под приемник): на кой хрен и кому это нужно?

— Ну и что это значит?

— Ты же просил поделиться опытом.

(Тем временем из колонок донеслось: «Может, поделишься опытом?»)

Он поморщился:

— Выключи.

Алиса посмотрела на него с прищуром, зевнула и убрала звук. «Пьеса» оборвалась на фразе «Да нет, я серьезно».

Он угодил в патовую ситуацию. Любой вопрос или молчание были одинаково бесполезны. Он согласен был выглядеть круглым дураком, лишь бы это помогло вытянуть из нее хоть какую-нибудь информацию и ощутить землю под ногами. Пока же его рационализм барахтался в чем-то вязком и скользком.

Он все-таки сделал еще одну попытку:

— Ладно, давай поможем друг другу. Не знаю, кто кого здесь имеет. Может, скоро вместе посмеемся над этим…

Она перебила его:

— И чем же ты собираешься помочь мне, если не можешь помочь себе?

— Бывает и такое. Это называется бескорыстная помощь. Слыхала о бескорыстии?

— То есть типа тебе от меня ничего не надо? — спросила Алиса голосом, в котором глухо завибрировало что-то смахивающее на надежду.

— Ничего.

— Вот и славненько, — произнесла девушка Алиса.

И пропала.

Вместе с теплым, уютным «туарегом», защищающим от дождя.

NN сидел в кресле посреди серого пятна, окруженного непроницаемой темнотой. Хлестал проклятый дождь, переходящий в ливень. Кресло было большое, глубокое, кожаное, мягкое, явно не автомобильное и вполне уместное где-нибудь возле камина. Оценить все удобства этой услады для задницы мешали холод и льющаяся сверху вода. До ощущения уюта было так далеко, что в памяти невольно всплыла обложка альбома «Crisis? What crisis?» группы «Supertramp», на которой благодушный дядька загорал в шезлонге среди засранного индустриального пейзажа. По сравнению с NN дядька находился в предпочтительном положении. Ему, по крайней мере, было ясно, где он и что с ним. NN не светило ничего — в буквальном смысле слова. Даже диагноз не поставишь. Все датчики молчали. Некуда бежать. Некому поплакаться. И еще повезло, что на нем надето кое-что посерьезнее плавок…

Ноги заледенели, он выдернул кроссовки из грязи и водрузил на подлокотник, приняв позу страдающего зародыша. В углублениях под ним вода уже собиралась в лужицы. Пока не замерз окончательно, он проверил пушку. На месте. Ключ? Он и не заметил, когда, в каком месте разочаровывающего диалога с девушкой Алисой, сунул его в карман. И совал ли вообще.

Но именно там эта штука и находилась. Он стал вспоминать, что предшествовало появлению Алисы на кроссовере. Может, сработает и на этот раз?

Его едва не стошнило от собственной примитивности. Хренов хозяин хреновой Вселенной. Домой хочу, на диван.

И чтоб сухо.

И чтоб ящик работал.

И чтоб проснуться…

Скрытая за слепящим светом морда «туарега» с рычанием надвинулась на него.

На этот раз Алиса заявила, что она, мол, не «гребаный таксист» и что он может валить подальше со своими маниями. Он, конечно, не понял, о каких маниях речь, но поостерегся уточнять. И вообще, теперь он упорно молчал. Немного согрелся, сверху не льет — и на том спасибо. Он постарается больше ни о чем не спрашивать. Тихо уселся, тихо выслушал девушкины декларации, тихо отдался движению. По радио — совсем другое дело! — тихо гундосил Боб Дилан:

Никогда прежде музыка не казалась NN столь проникновенной. Горечь пробирала до печенки, и становилось ясно, что добрые старые «диванные» денечки уже никогда не вернутся. Дальше будет только хуже.

Дальше был мотель.

Мотель назывался «У мертвого полицейского». Если бы не вывеска на фасаде, NN вряд ли догадался бы, что это такое. В течение минуты-другой цепочка возникших впереди огней превратилась в ряд фонарных столбов, за которыми тянулась стена с одинаковыми прямоугольниками дверей. Фонари были слишком тусклыми, чтобы осветить стену полностью, и предполагаемая крыша заведения совершенно терялась из виду. То же касалось краев стены и, соответственно, углов, за которые можно было бы заглянуть или свернуть.