Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

– Его превосходительство не захочет светиться в этом деле, – сказал Гасси. – У вас нету заднего хода, чтобы он мог смотать удочки незамеченным?

Я это с легкостью устроил, и ГГ в обществе Гасси ретировался к ожидающему «даймлеру» с поспешностью несколько большей, чем пристало ему по чину.

Как только они удалились, в дверь просунулась голова Кристофферсон:

– Вы срочно нужны мисс Тодхантер в саду.

Что же происходило у меня во внутреннем дворе? Чертова Пруденс Визард опять взялась за свое; она собрала человек пятнадцать – двадцать, в основном «божьих людей», бывших клиентов благотворительности отца Хоббса, – и бросила вызов Чипс, которая обратилась к ней в выражениях, неподходящих для дамы, но вполне ожидаемых со стороны художника (даже гравера).

Все это было последствием проповедей Чарли о природе святости и о необходимости святых в нашей скудной североамериканской жизни. Недели три или четыре назад миссис Визард вышла из моей клиники, где Кристофферсон вымачивала ее в холодной и горячей, пресной и соленой воде, а также упорно массировала. Подкрепило ли это силы миссис Визард? Освежило ли ее? Помогло ли переносить мучения, которые мы согласились называть артритом, – безразмерное слово, которое можно натянуть на самые разные виды боли? Была ли она готова мужественно прожить предстоящую неделю? Никоим образом. Она ужасно приуныла. Но, шагая в сторону улицы, вдруг решила взглянуть на могилу отца Хоббса. Она не знала или не смогла впоследствии вспомнить зачем. Она обнаружила простой камень с надписью: «Ниниан Хоббс, священник. R.I.P.» – и две даты.

Миссис Визард стояла, пристально вглядываясь в камень.

Ее словно что-то подтолкнуло, как она выражалась впоследствии, «хорошенько помолиться», и тут…

И тут ее пораженную руку пронзило неописуемой болью, а затем окутало теплом – точнее, жаром, – и ее покинул мучительный недуг, обитавший в теле годами и оказавшийся не по зубам всем врачам, к которым она обращалась, в том числе и мне.

В Писании женщины, исцеленные от недугов – истечений, болей, лихорадки и прочего, – возносили хвалу в полный голос. Так поступила и Пруденс Визард. Она взвыла от изумления и восторга, бросилась ничком на могилу и зарыдала, не владея собой. Этот шум привлек внимание Чипс, которая полола клумбу ирисов по соседству. Она поспешила на шум – могила располагалась прямо за углом ее дома – и подняла на ноги миссис Визард, которая неудержимо изрыгала историю своего чуда. Она не сомневалась, что это чудо. Святой по великой своей милости исцелил ее, и рука, хотя все еще горячая – Чипс пощупала, рука в самом деле была горячая, – больше не болела.

Чипс вызвала меня, – к счастью, я не был занят с пациентом. Она воззвала к Кристофферсон. Гарри Хатчинс понял, что происходит нечто необычное, бросил свои лабораторные дела и прямо в белом халате помчался на место происшествия. Мы стояли, глазели на миссис Визард и слушали, как она возносит хвалы.

Что чувствует врач, когда пациентка, с которой он терпеливо работал три года, вдруг излечивается, как она сама заявляет, посредством чуда? Этот несчастный святой совершил в один миг то, что мне не удалось за несколько лет. Но я недостойно радовался, что подтвердился диагноз, который я поставил миссис Визард: она истеричка, и ее блуждающие боли – только следствие расстройства личности. Меня как врача заинтересовал румянец, заливший ее щеки, и то, что она помолодела, будто в одночасье скинув груз тяжких десяти лет. Вот так штука, думал я. То-то Чарли обрадуется. И к чему же все это приведет?

Но насущным вопросом было: что делать с перевозбужденной женщиной? Разумным выходом казалось отвести ее обратно ко мне в приемную и напоить чаем. Так мы и сделали. Кристофферсон отправилась на поиски Чарли, который, к счастью, оказался в доме при церкви, – он занимался с детьми, готовил их к конфирмации. Он смог завершить урок немедленно и прийти ко мне в клинику. При виде его миссис Визард вновь заблажила в полную силу. Она снова и снова повторяла историю своей депрессии – черной тучи, окутавшей душу и дух и сгущавшейся с каждым повтором, – и молитвы на могиле старого священника.

– Какую молитву вы использовали? – спросил Чарли.

– О святой отец, самую простую. Я просто повторяла: «Боже, милостив буди мне грешной», и тут у меня в руке появилось невероятное чувство – будто очень сильный свет включили…

– Свет? Свет в руке? Как это?

– Не только в руке. Меня всю словно омывал очень сильный свет, но особенно руку, конечно. Я, кажется, выражаюсь непонятно? Я так и думала. Потому что это была пронзительная ясность – удивительная ясность, – но я не могу ее описать.