Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

Мне она вся была чрезвычайно неприятна, и я по мере сил помогал Чипс обуздать эту вакханалию силами закона. Но юристы действуют со скоростью патоки в январе (как говорила моя мать), и какие-то подвижки могли наметиться лишь через несколько недель, а скорее, месяцев. А тем временем клумбы вокруг кладбища – когда-то гордость Чипс – были растоптаны в пыль, и мне отравляли жизнь кучи мусора у дверей моей клиники; пришлось нанять работника, чтобы он каждый день их убирал. Прихожане чрезвычайно громко выражали неодобрение: евангелистические оргии Пруденс оскорбляли их любовь к чинным обрядам. Она запевала гимны и велела толпе подтягивать – слов, похоже, никто, кроме нее, не знал, но толпа жужжала и мычала в такт ее визгу; и это казалось отвратительной пародией на торжественную музыку, звучащую в храме.

– Грязь обязательно пристанет и к нам, – сказал мистер Рассел, церковный староста. – Рядом с ней и мы будем выглядеть как хлысты-трясуны. Не знаю, почему полиция ничего не может сделать. Например, предъявить ей организацию незаконных сборищ. За что мы, спрашивается, налоги платим?

Но пока не происходило ничего такого, что могло бы остановить Пруденс Визард.

От ее мужа помощи ждать не приходилось совершенно точно. Чарли беседовал с ним, и депутация прихожан тоже. Мистер Визард дал понять, что в этих делах не имеет никакого влияния на жену. Он много лет нес крест ее недуга, сочувствуя каждому проявлению блуждающей боли. А теперь, когда жена выздоровела и отправилась в крестовый поход, он предпочитал не вмешиваться. Коротко говоря, он ее боялся, и не без причин: она не скандалила, она только пилила его и рыдала, а это гораздо хуже; и в довершение всего она теперь оказалась в центре чуда.

Разумеется, эта заваруха неоднократно обсуждалась у меня в гнездышке на втором этаже клиники. Дуайер всегда приходил туда после окончания салона, как и Макуэри. Мой старый друг мистер Добиньи, «карамельщик», тоже заглядывал часто, а после явления Пруденс Визард – регулярно. Мистер Добиньи уже состарился, но не утратил способности наслаждаться причудливыми выходками жизни.

– Это божьи люди, – сказал он, – я с ними знаком по России. Их там тысячи – нищие, жулики, сумасшедшие и, вполне возможно, искренне верующие. Эти похожи на них, но не в точности. Они пахнут не как русские святые. От тех разило так, что сразу становилось понятно: они не мылись, скорее всего, никогда в жизни. Конечно, эти последователи миссис Визард собираются под открытым небом, но, когда похолодает и им придется искать помещение, можно ожидать более благоуханной святости. Я видел в толпе карманника за работой.

– Я видел в толпе филера за работой, – сказал Дуайер. – Джон, ты разве не заметил Джо Слайтера? Ты должен его помнить. Как ты думаешь, кто платит Джо, чтобы он отирался среди этого сброда?

– Я готов поставить доллар – а я совершенно не азартен, имейте в виду, – что это епархия, – сказал Макуэри. – Теду Алчину и раньше случалось использовать частных сыщиков. Всегда поглядывай за тем, кто стоит слева от тебя у ограды алтаря во время причастия: возможно, его подослали следить. Вероятно, преподобный архидиакон подозревает, что к этому святому цирку имеет какое-то отношение Чарли Айрдейл. Это абсурд, но разве Алчин когда-нибудь боялся абсурда?

– Бедный Чарли, – сказал я. – Объявив Ниниана Хоббса святым, он оседлал тигра, а теперь тигр понес. Я слушал миссис Визард из окна своей комнаты: она теперь вещает через громкоговоритель. Она наслаждается тем, что считает преследованиями со стороны прихода Святого Айдана. У нее хватает наглости заявлять, что она идет по стопам первых христиан.

– Ну, Чарли сам виноват, – заявил Дарси. – Он не умеет обделывать дела по-тихому.

– Это типично для такого священника, как Чарли, – заметил Хью. – Решительного. Он из тех, кто всегда знает лучше и кому лучше не перечить. Он не в ту церковь попал, бедняжка. Ему бы быть католиком.

– Но он не католик, а разговаривает он как дурак, – сказал я. – Вы слышали проповедь, которую он произнес две недели назад? Ты, Дарси, точно слышал.

– Я? О, я никогда не слушаю проповеди.

– Ну, он проповедовал, обращаясь прямо к миссис Визард, которая сидела в третьем ряду от алтаря. Он осудил женщину, претендующую на особое откровение свыше. Он сказал, что ее полу такие вещи чужды. Он осудил желающих «либерализовать» веру, которая была передана нам через века совершенной и неизменной. Он осудил нечто, названное им «Энтузиазм», – я не очень понял, кажется, что он имел в виду, но в его устах этот Энтузиазм казался ужасной угрозой всему истинному и незыблемому.