Линдси Карри - Царап-царап [litres с оптимизированной обложкой]

Я отодвинулась от микроскопа и посмотрела на дырку на листке бумаги. Она была идеальной формы и обрамлена металлическим кольцом.

– Думаю, это какая-то бирка. Похоже на огромный ценник.

– Точно. – Я осторожно перевернула листок, и Кэсли наклонилась к нему. – Тот, кто написал цифру 396, очень спешил. Она написана небрежно.

Я отодвинула микроскоп и раздражённо вздохнула.

– Ладно, давайте вернёмся к идее Эмили о возможной трагедии, в которой погибло 396 человек. – Я подняла с пола мамин ноутбук и открыла «Гугл». – В 1900-х годах в Чикаго произошло очень много несчастных случаев, но я не могу найти ни одного, в котором погибло бы 396 человек. Похоже, мы опять вернулись к самому началу, охотники за привидениями.

Кэсли вычеркнула эту идею из своего блокнота. Чёрная черта выглядела окончательной. Неутешительной.

Этот призрак меня точно доконает.

Меня отвлёк звук входной двери. Я подняла голову и увидела, как Сэм зашвырнул рюкзак и куртку в комнату. Он уже собирался закрыть дверь, когда внезапно повернулся и понял, что он не один.

Он наклонился вперёд, а потом выпрямился и прижал руку к груди.

– У меня из-за вас чуть сердечный приступ не случился! Что вы здесь делаете?

– А ты что здесь делаешь? – спросила я. – Я думала, у тебя хоккей.

– Отменили, – ответил Сэм. – Тренер заболел, а его помощника нет в городе. Чем это вы тут занимаетесь?

– Расследуем дело. Продолжаем то, что мы с тобой начали.

Сэм удивлённо посмотрел на Кэсли и Эмили.

– Правда?

Я кивнула. Сэм задумался, и в комнате наступила тишина.

– Значит, я был прав, – наконец сказал он, и его губы растянулись в самодовольной улыбке.

– Насчёт чего? – спросила Кэсли.

– Ничего особенного! – рявкнула я и уставилась на Сэма. – Может быть.

Он прищурился.

– Ладно! Ты был прав. Хватит уже! – Я сердито скрестила руки на груди. Сэм был прав: мне надо было поговорить с Кэсли, а не избегать её. Теперь он это знал и не оставит меня в покое.

Сэм перевёл взгляд на Эмили. Я заметила, как уголки его губ приподнялись в улыбке, хотя он и пытался её скрыть. Он сбросил ботинки и широко улыбнулся.

– Отлично! Я с вами.

– Нет, спасибо, Ромео. У нас всё хорошо, – возразила я.

– Ничего хорошего, – невозмутимо ответила Кэсли. – Даже близко нет.

– Мы так ничего и не смогли придумать, – добавила Эмили с хитрой улыбкой. – Мы в полной растерянности.

Я сурово посмотрела на Кэсли и Эмили и протянула вперёд руку, не давая Сэму пройти в комнату. Он навалился на меня, но я продолжала отталкивать его к двери. – У нас есть зацепки. Всё отлично.

– Пускай остаётся. У нас есть конфеты! – воскликнула Эмили и потрясла пакетом. На её подбородке виднелось пятно от шоколада.

Сэм посмотрел на пакет и открыл рот от изумления. Потом сделал шаг назад и серьёзно посмотрел на меня.

– Да вам не съесть этого и за миллион лет! Я вам нужен. Я знаю, что происходит. И я могу помочь.

Я сдалась.

– Ладно. Ты можешь остаться и помочь нам, но только если сосредоточишься. Хорошо?

– Конечно. – Сэм плюхнулся на кушетку, чуть не столкнув Эмили. Она громко засмеялась и протянула ему пакет с конфетами.

– Расскажем Сэму то, чего он ещё не знает? – Кэсли указала на микроскоп.

Эмили выпрямилась.

– Обязательно. Хотя мы пока не выяснили, что означает цифра 396, она определённо имеет очень большое значение.

– Ты рассказала им про ванную? – спросил Сэм и поморщился.

– Ванную? – хором переспросили Кэсли и Эмили.

Я потёрла виски и застонала.

– Забыла вам сказать, что этот листок бумаги – не единственный раз, когда призрак оставил зацепку в виде числа. Он написал его на стене нашей ванной… маркером. Кажется, он начинает на меня злиться. Он сердится, потому что я не могу понять, что ему нужно. – Я замолчала, боясь произнести вслух то, о чём думала в этот момент. – Я боюсь, он сделает что-нибудь ужасное.

– Давайте вернёмся к пожару в театре «Ирокез», – предложил Сэм. – Тогда погибло очень много детей. Я по-прежнему думаю, что этот мальчик был одним из них.

– Сколько именно погибло? – уточнила Эмили.

– Больше двухсот, – мрачно ответила я.

Глаза Кэсли потемнели.

– Двухсот? Боже! Кажется, им стоило назвать Чикаго не Ветреным, а Огненным городом.