Сьюзен Хилл - Смерть под маской [litres]

Прежде чем пойти, я немного посидел, собираясь с силами. Честно говоря, мне не хотелось навещать Тео, хотя, конечно же, я узнал, что самочувствие его после утреннего происшествия ничуть не ухудшилось, правда он по-прежнему немного не в себе. Мне уже удалось избавиться от липучей паутины мрачного настроения и беспокойства, и слушать продолжение истории Тео особого желания не было. С другой стороны, он фактически умолял меня об этом, надеясь обрести покой, и мне вдруг стало стыдно, что я на целый день оставил его одного.

Я поспешил вниз по лестнице.

Выглядел Тео немного лучше. Рядом с ним стоял стакан солодового виски, в камине пылал добрый огонь, и мой старый наставник непринужденно поинтересовался, как прошел у меня день.

– Извините, что дела не позволили явиться к вам раньше.

– Дорогой мой, вы в Кембридже не затем, чтобы день и ночь сидеть со мной.

– И тем не менее…

Я взял предложенный стакан с виски «Макаллан» и сказал:

– Я пришел выслушать окончание истории, если у вас есть к тому охота и еще не пропало желание рассказать ее мне.

Тео улыбнулся.

Первое, что я увидел, войдя в комнату, была картина. Ее вновь повесили на прежнее место, но она полностью ушла в тень – лампа теперь сияла на противоположной стене. Мне подумалось, что перестановку сделали, должно быть, умышленно.

– На чем я остановился? – спросил Тео. – Никак не могу вспомнить, хоть убейте.

– Тео, перестаньте, – с тихой укоризной произнес я. – Думаю, вы помните все очень четко, даром что задремали и я не стал вам мешать. Вы подбирались к какому-то важному месту в этой истории.

– Наверное, моя дремота послужила мне защитой.

– В любом случае вам надо рассказать мне остальное, или мы оба нынче ночью лишимся сна. Вы показали мне статью в журнале, где эта картина слишком бросалась в глаза. Я еще спросил вас, не умысел ли это самого фотографа.

– Насколько мне известно, он не обратил на нее никакого внимания, а я здесь тем более ни при чем. И все же… вот она, можно сказать, господствует и на фотографии, и в комнате. Меня это удивило, но не более. А потом, недели через две после выхода журнала, я получил письмо. Я сохранил его и отыскал сегодня утром. Оно там, на столе возле вас.

Тео указал на плотный конверт цвета слоновой кости, адресованный ему сюда, в колледж, почтовый штамп Йоркшира был примерно тридцатилетней давности. Фиолетовые чернила, старательный старомодный почерк.

Хоудон,

у Эскби,

Норт-Райдинг, Йоркшир

Уважаемый д-р Пармиттер!

Обращаюсь к Вам от имени графини Хоудон, которая увидела статью о Вас и Вашей работе в «…джорнэл» и выразила желание связаться с Вами по поводу живописного полотна в комнате, где Вы сфотографированы. Полотно – живопись маслом, изображающая сцену венецианского карнавала, – висит прямо позади Вас и является предметом самой горячей заинтересованности ее сиятельства.

Леди Хоудон поручила мне пригласить Вас, поскольку с этой картиной связаны вопросы, которые она полагает необходимым обсудить самым срочным образом.

Дом расположен к северу от Эскби, на железнодорожной станции по прибытии поезда Вас будет в любое время ждать машина. Прошу Вас связаться со мной, чтобы подтвердить свою готовность посетить ее сиятельство и сообщить удобную для Вас дату. Еще раз хочу подчеркнуть, что, учитывая слабое здоровье ее сиятельства и ее сильное волнение по этому поводу, неотложный приезд оказался бы весьма кстати.

С уважением и прочее,

– И вы поехали? – спросил я, откладывая письмо.

– О да. Да, я поехал в Йоркшир. Сам тон письма дал мне почувствовать, что выбора у меня нет. Да и любопытство одолевало. Тогда я был моложе и не чурался приключений. Отправился с легким сердцем, как только завершился семестр, недели через две.

Тео подался вперед, налил себе еще виски и знаком предложил мне сделать то же самое. Свет от огня позволил мне разглядеть его лицо. Речь его лилась непринужденно, зато черты хранили выражение обеспокоенное и тревожное, никак не вяжущееся с нарочитой оживленностью слов.

– Я не знал, с чем предстоит столкнуться, – сказал он, отпив виски. – Не было у меня никаких предвзятых мыслей о месте, именуемом Хоудон, или об этой графине. Если бы я… Вы, Оливер, считаете мою историю странной. Только она ничто, просто прелюдия к тому, о чем поведала мне эта необыкновенная старушенция.