Сьюзен Хилл: Я в замке король

Три месяца назад умер дедушка, и тогда они переехали в этот дом.

– Я туда не вернусь, пока дом не будет мой, – говорил папа. Хотя старик лежал наверху после второго удара и никого не тревожил – умирал.

Мальчика повели на него посмотреть.

– Ты только не бойся, – сказал папа. Он нервничал. – Дедушка очень старый, очень больной.

– А я и не боюсь. – И он правду сказал, хотя папа, наверное, не поверил.

Выйдет весьма трогательно, решил тогда Джозеф Хупер, три поколения вместе, один – на смертном одре. Старший сын старшего сына старшего сына. К почтенному возрасту в нем пробудилась фамильная гордость.

Трогательно вышло не очень. Старик сопел, пускал слюни, не просыпался. В комнате стоял кислый запах.

– Ну ладно, – сказал мистер Хупер и кашлянул. – Он очень болен, понимаешь. Но я рад, что ты на него посмотрел.

– Почему?

– Ну, ты его единственный внук. Наследник. Вот почему.

Мальчик взглянул в сторону постели. «У него кожа мертвая уже, – он подумал,– старая и сухая». Но он видел, как просвечивают сквозь нее, как светятся кости глазниц, челюсти, носа. Все – от щетины волос до подогнутого края простыни – было выбеленное, белесое.

– Ой, я знаю, на что он похож, – сказал Эдмунд Хупер, – на старого дохлого мотылька из своей коллекции.

– Как ты смеешь так говорить? Без всякого уважения!

И Джозеф Хупер вывел сына из комнаты. А сам думал: «Я могу выказывать ему уважение, вести себя как следует только потому что он умирает, его почти уже нет».

Эдмунд Хупер, спускаясь по широкой лестнице в обшитый деревом холл, не думал про дедушку. Но потом вспоминал мотыльковую бледность старой-старой кожи.

И вот они переехали, Джозеф Хупер стал хозяином в доме.

Он сказал:

– Я буду надолго уезжать в Лондон. Я не могу тут безотлучно сидеть, хоть у тебя и каникулы.

– Значит, все будет как раньше?

Он раздраженно отвел глаза от сыновнего взгляда. И подумал: «Я, кажется, стараюсь изо всех сил, не так-то это легко, когда под боком нет женщины».

– Ну, мы посмотрим, – сказал он. – Я попробую подыскать тебе друга и устрою, чтоб за нами присматривали. Скоро все уладится.

Гуляя под тисами в дальнем конце сада, Эдмунд Хупер думал: «Не хочу, не надо, чтоб уладилось, не надо мне здесь никого».

– Ты не ходи в Красную комнату без спроса. Я буду прятать ключ.

– Я же ничего не поломаю. Почему?

– Ну – там много ценных вещей. Только и всего. – Джозеф Хупер вздохнул. Он сидел за письменным столом в кабинете с видом на длинный газон. – К тому же не понимаю, что тебя там так прельщает.

Ему не хотелось, чтобы в доме что-то трогали, покуда он сам не решил, какую мебель выбросить, что из своих вещей сюда перевезти.

Бумаги на отцовском столе его раздражали. Он ворошил их, перебирал, не знал, с чего начать, как к ним подступиться. Копаться в бумагах он привык. Но отец оставил дела в таком беспорядке – смерть предстала в непристойном виде.

– Ну, а сейчас дай ключ, а?

– Пожалуйста, дай.

– Ладно, пожалуйста.

– Ключ от Красной комнаты?

– Да.

– Хорошо...

Мистер Джозеф Хупер потянулся к левому маленькому ящику стола под тем ящиком, где всегда держали сургуч. Но тут же одумался:

– Нет-нет. Лучше поиграй на солнышке в крикет, Эдмунд. Ты уж все видел в Красной комнате.

– Не с кем мне играть в крикет.

– Ах да, скоро я все улажу, у тебя будет друг.

– Вообще не люблю я этот крикет.

– Эдмунд, прошу тебя, не капризничай, у меня масса дел, мне некогда заниматься глупыми препирательствами.

Хупер вышел, он пожалел, что так сказал про крикет. И не надо, чтоб улаживалось, не надо, пусть сюда не приезжают, никто.

Зато он узнал, где лежит ключ.

Весь в мать, думал мистер Джозеф Хупер. Та же манера не снисходить до объяснений, вечные секреты, тот же холодный, жесткий взгляд. Элин Хупер умерла шесть лет назад. Брак был несчастливый, Когда сын, вылитая Элин, уезжал учиться, Джозеф Хупер подолгу не мог припомнить ее лица.

Джозеф Хупер вернулся к прерванному занятию: он отвечал на письмо – отклик на его объявление.

Дом, называемый «Уорингс», был построен прадедушкой мальчика, то есть не так уж давно. Тогда здесь был большой поселок, и первому Джозефу Хуперу принадлежал солидный кусок земли. Теперь поселок уменьшился, жители разъехались по городам, а сюда приезжали мало, мало строились. Поселок стал похож на старый порт, от которого отступило море. Всю свою землю Хуперы понемногу распродали, остался только «Уорингс». Он стоял на склоне холма, на пути к деревне, на отшибе.