Сьюзен Хилл: Я в замке король

Она была в задней части дома, выходила на рощу, и когда он толкнул дверь, комната в лунном свете оказалась почти не темней, чем днем, при лампах – их никогда не тушили из-за того, что окна застили тисовые ветки.

Хупер переступил порог.

Первый Джозеф Хупер отвел ее под библиотеку, и тут так и стояли застекленные стеллажи по всем стенам, с полу до потолка уставленные книгами. Но никто никогда здесь не читал. И сам первый Джозеф Хупер тоже.

Эдмунд Хупер прочел названия на кое-каких корешках, когда его сюда привезли посмотреть на дедушку. Неинтересные книги. Переплетенные выпуски «Вестника банкира» и «Биржевых ведомостей» и новенькие, нечитаные тома классиков.

А вот дедушка, который недавно умер, приспособил Красную комнату. Он был специалист по бабочкам и мотылькам и поставил тут стеклянные ящики с мотыльками и бабочками. Комната стала как зал в музее, на голых дубовых полированных столах рядами во всю длину стояли ящики. И еще в стенах были ниши, и в них такие выдвижные лотки с насекомыми.

– Твой дед был одним из выдающихся коллекционеров своего времени, – сказал Джозеф Хупер, показывая сыну дом. – Его знали и уважали во всем мире. Эта коллекция стоит огромных денег.

Хотя что толку, что толку, почему бы мне ее не продать? Он от всей души ненавидел коллекцию. Его таскали сюда день за днем, водили от ящика к ящику, учили, наставляли, заставляли смотреть, как насекомых пинцетом достают из бутылок с ядом, расправляют и прикалывают ороговевшие тельца к карточкам. Отец говорил:

– Все это будет твое, ты должен представлять себе цену своего наследства.

Он не смел взбунтоваться, он каждые каникулы, а потом каждый отпуск возвращался в Красную комнату, изображал интерес, набирался знаний, таил страх. Пока, наконец, не повзрослел и не нашел предлога проводить отпуск от дома подальше.

Отец ворчал:

– Легко тебе презрительно пожимать плечами, тебе неважно, что человек кое-чего достиг, у меня мировое имя, а тебе хоть бы что. Ничего, посмотрим, какое имя ты себе составишь.

Джозеф Хупер знал, что не составит себе никакого имени. Теперь он старался успокоить совесть и наставлял сына:

– Перед дедушкиной славой надо преклоняться. Смолоду все свое свободное время – а это ведь у него не профессия была, только хобби, ему приходилось еще и служить – он посвящал коллекции всю свободную энергию, до последней капли.

Почему бы мальчику не гордиться семьей?

Эдмунд Хупер ходил по Красной комнате, присматривался, молчал.

– Я видел, ты ловил бабочек в банки от варенья, – сказал Джозеф Хупер, – значит, интересуешься этим, как я понимаю, значит, не мне чета и пойдешь по его стопам, а?

– В прошлом году все только и думали про этих бабочек. Личинок собирали, выводили. А теперь надоело.

Он отошел к окну и посмотрел на рощу, прочищенную первым летним ливнем. В общем, он не ответил, интересуют ли его окоченелые мотыльки под стеклами.

– А чего ты меня раньше сюда не возил?

– Нет, я... тебя возили сюда, когда ты был маленький.

– Ну, это когда было!

– Э... да.

– Наверное, вы плохо жили с дедушкой.

Джозеф Хупер вздохнул:

– Не надо так говорить, не стоит теперь этого касаться.

Но, глядя на сына, он понял отчасти, каково было когда-то отцу, и ему захотелось успокоить совесть. Он подумал: «Нет, не такой уж я тяжелый человек, и мне с сыном, в общем, куда меньше повезло, чем ему». Он понимал, что с самого начала не сумел себя поставить с Эдмундом.

Ключик, который подходил ко всем стеклянным ящикам, лежал в Библии, на нижней полке.

Хупер обошел комнату раз, другой, рассматривал мотыльков на белых карточках, надписи под ними. Ему нравились названья: Бражник, Сумеречник, Ночница. Он их бормотал про себя. Луна холодно светила на стекла. Над деревянными панелями в Красной комнате были животные – голова оленя ветвилась рогами над дверным проемом, и стояли ящики с серыми рыбами и рисованной водой и чучела лис, куниц и ласок со стеклянными глазами, в неживых позах. Старик умирал долго, экономка про них забыла, их не чистили давно. Мистер Джозеф Хупер сказал, что животных надо продать, к семейной гордости они отношения не имеют: их оптом закупил первый Джозеф Хупер, когда обставляли библиотеку в охотничьем духе.

Хупер остановился перед ящиком в дальнем углу комнаты у незашторенного окна. Он рассматривал плоские, хрупкие созданья. Они его заворожили. Он вставил ключик и поднял стеклянную крышку. Она оказалась тяжелая, и ее заело. Его опахнуло старым, застоявшимся духом.