Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

Однако вместо этого Алис вцепилась в ветку. С каждой секундой она все больше приходила в себя, сознавая, что случилось нечто непонятное. Девочки не просыпаются на деревьях. Существа просыпаются. Значит, ее страхи подтверждаются: она становится существом.

Именно тогда Алис и раздвоилась. Одна ее часть, внешняя, продолжала жить дальше. Она общалась с людьми, ела – или пыталась есть – и спала в палатке под одеялами. А внутренняя часть, та, которая и была настоящей Алис, не показывалась людям. Внутренняя ее часть жила на деревьях в лесу, втягивая воздух и принюхиваясь к запахам. Алис приехала в Лэйкс, полная надежд. Несмотря на пережитые ужасы, она ждала, что жизнь вот-вот повернется к ней другой стороной. Она потеряла Мать и Отца, тосковала по ним. Но Дефаид не стал ей домом. Она никогда не хотела считать его своим и не считала. А с того момента, как она решила отправиться в Лэйкс вместе с Паулом, Бети и Сианом, она мечтала найти там покой. Надеялась присоединиться к тамошним жителям и знать, что они приняли ее, что она стала своей. И Алис лелеяла это желание с большей страстью, чем любые мечты, которые позволяла себе раньше. Сирота из Гвениса, вечный сторож в Дефаиде, она привыкла не заглядывать вперед. В Дефаиде у нее не было будущего, во всяком случае, лучшего, чем то, что она имела. Те дни остались позади, но с того момента, как она проснулась на дереве, Алис уже не могла прогнать печальную уверенность, что и здесь она не сумеет обрести мир. Носитель тьмы – вот что она такое. И никогда она не уйдет от этого, потому что нельзя уйти от самой себя.

С самого начала жители Лэйкса были приветливы, и Алис радовалась, глядя, сколько свободы в их жизни. Девушка знала, что они отличаются от деревенских, но даже не представляла, до какой степени. В деревне люди выглядели похожими, как две капли воды: одинаковые накрахмаленные воротнички, одинаковая накрахмаленная кожа, одинаковые накрахмаленные лица. Озерских объединяло лишь одно: сумбур, который царил во всем. Одежда их была сплошной сумбур: нелепая смесь форм и цветов. Их жилища представляли собой сумбур из палаток и хибар. То, что они называли работой, на самом деле выглядело сумбуром занятий, которые менялись каждый день, и каждый день подчинялся сумбуру. Если неохота было рыбачить, озерские не рыбачили. А если вставали чуть свет, чтобы ткать, шить или солить рыбу, но настроения не было, они ничего не делали. И никакого крахмала. Никаких воротничков. Там были женщины с короткими волосами и мужчины с шевелюрой по пояс. И у мужчин, и у женщин в ушах висели серьги, а кожу покрывали разные знаки, слова и рисунки, нанесенные чернилами. Алис видела там людей, которые не были ни мужчинами, ни женщинами, а были либо и тем и другим, либо ни тем и ни другим. Все это Алис нисколько не тревожило, а лишь забавляло. Она даже привыкла распускать волосы и одеваться так, как ей хотелось, а не так, как велят.

В прежние времена она чувствовала себя голой, если платье не было наглухо застегнуто. Однако весеннее тепло, влажность, поднимающаяся от озер, ловля рыбы сетями и приготовление пищи на костре требовали других нарядов вместо длинного тяжелого платья, сковывающего движения. Алис поймала себя на том, что испытывает зависть к женщинам Лэйкса, носившим свободные рубашки, как у мужчин, и даже штаны. На третий день пребывания Алис в Лэйксе Бети сунула ей в руки целую кипу сложенной одежды и сказала:

– Ну-ка, дитя, примерь. От одного твоего вида меня в пот кидает.

Алис густо покраснела и поблагодарила Бети, после чего долго выжидала, чтобы остаться одной и посмотреть, что ей предложили. В стопке нашлись две льняные рубашки, линяло-голубая и белая, две пары плотных льняных штанов, свободных в бедрах и прихваченных у щиколоток. Был там и коричневый кожаный ремень, чтобы подпоясать штаны. Вечером, пока небо еще оставалось светлым, Алис улизнула в свою палатку и примерила обновки. Открытая у ворота рубашка пропускала вечерний воздух, ветерок обдувал шею – а-ах, чистое наслаждение! Штаны были просто волшебные. Девушка нагибалась, садилась, вставала, потягивалась – нигде не жмет, не стесняет движений. Прочь путы, можно делать широкие шаги, двигаться, подчиняясь воле тела. На следующее утро Алис вышла из палатки, одетая как исконный житель озер: волосы каскадом спускаются на спину, свободная от жесткого воротничка шея нежится под солнцем и легким ветерком, ноги шагают широко и свободно. Сиан улыбнулся, глядя на нее, и просунул палец под ремень: