Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

Алис поднялась с места:

– Хочешь посмотреть на сына?

Мэри кивнула, и Алис поднесла младенца матери и положила ей на руки. Стоя рядом с Мэри, она ощутила исходящий от нее жар. Мэри не пылала, нет, но все же ее лихорадило. Алис приложила руку к животу Мэри, точно так, как делала Мать. Жар шел изнутри, Алис чувствовала его, как чувствовала кровь в венах Мэри и воздух в ее легких. Но было что-то еще. Постороннее. Сгусток болезни. Алис ощутила его пальцами и с удивлением поняла, что могла бы добраться до него, вырвать из тела Мэри – и болезнь уйдет.

– Алис? – На нее смотрела Мать.

Сколько времени Алис так простояла, положив ладонь на живот молодой матери?

– Все хорошо, мистрис Аргайл. У малышки легкая рука.

– Что есть, то есть, – согласилась Мать. – Алис, возьми ребенка.

Алис сделала, как ей сказали. Мать поднесла чашку с чаем к губам Мэри и велела ей выпить все до дна. Чай источал запах загнивших листьев, и Алис чуть не вырвало. Мэри сморщилась, но проглотила напиток полностью.

– А теперь, Мэри, – сказала Мать, – вставай.

– Но, мистрис Аргайл, – возразила Мэри, – я даже сидеть могу с трудом.

– Ты можешь встать и встанешь. Когда начнутся схватки, тебе захочется стоять на ногах. Мы сейчас походим по комнате, пока из тебя не выйдет то, что должно выйти. – Мать посмотрела на Алис: – Это послед, дитя. От него надо избавиться, иначе внутри начнется гниение. Из-за этого и жар. Ты ведь хочешь поправиться, Мэри? Так что поднимайся и сделай все так, как надо, чтобы, когда твой сын проголодается и начнет плакать, ты была готова его покормить.

Через час все закончилось. Мэри, закусив губу, тужилась и продолжала ходить по комнате. Иногда она приседала. Скоро по ногам у нее потекла кровь, и Мать собрала в тряпку вышедшую из роженицы массу. Мэри заплакала.

– Теперь все хорошо. Теперь все будет хорошо, – повторяла Мать, обнимая Мэри.

Она взглядом подозвала Алис. Когда девочка подошла, Мать забрала у нее ребенка и передала молодой матери. А потом обхватила обоих руками, как будто хотела удостовериться, что Мэри не уронит младенца.

Алис приложила руку к животу Мэри. Прикосновение было таким легким, что она едва ощущала ладонью тонкую ткань ночной рубашки. Под пальцами билась теплая кровь, дыхание было ровным. Внутри не осталось ничего лишнего, все было правильно. Она подняла взгляд на Мать и увидела, что та тоже смотрит на нее. Рука Матери легла на ладонь Алис.

– Теперь вот что, – заговорила Мать. – Если вас спросят, одну или другую, что за чай я давала Мэри, скажете, что я заварила ромашку. Ничего другого, только это. Просто успокаивающий чай из ромашки.

Ночью Алис постоянно просыпалась, но, когда она встала утром и отправилась помогать Матери готовить завтрак, она даже не смогла вспомнить, что ей снилось. Но она точно знала, что видела сны. Отдельные картинки вспыхивали в сознании: плачущие младенцы, залитые кровью ноги, скрежещущие клыки Зверя. А еще ветер и дождь в волосах. И ощущение, что она во сне лезла на дерево. Чувство было настолько ярким, что Алис чуть не подумала, что это воспоминание, хотя такого не могло быть. Разве она хоть раз в жизни так поступала? Никогда. Девочки не лазают. Тем более на деревья.

Позавтракав овсянкой со сливками и медом, Отец ушел, как обычно, работать в столярную мастерскую. Мать усадила Алис зашивать его рубашку, добавив:

– Когда закончишь, мы пойдем с тобой в лес. Возьми с собой нож.

Алис замерла с иголкой в руке.

– У меня его больше нет, – произнесла она.

Алис очень любила свой нож; если уж говорить начистоту, любила даже больше куклы, оставшейся в Гвенисе. Ей нравилось ощущать в руке его тяжесть. Он так подходил ей по размеру! Отец сам выточил для ножа рукоятку.

Мать посмотрела на нее испытующим взглядом:

– Что ты хочешь этим сказать – больше нет?

– Наверное, я забыла его вчера в лесу. – Эта ложь не была ложью. Алис научилась искусно придумывать такие ответы.

– Ну что ж, тогда мы поищем его, – отозвалась Мать.

Алис подняла взгляд, собираясь сказать, что пойдет искать сама. Что угодно, лишь бы избежать пристального внимания Матери. Но тут дверь отворилась, и вошел Отец. Его черный, покрытый пылью силуэт резко выделялся на фоне утреннего солнца.

– Нас вызывают на собрание в молитвенный дом, – сообщил он. – Всех.

По дороге он объяснил им с Матерью, что старейшины приняли решение по поводу будущего деревни и нашли способ спасти ее от участи, постигшей Гвенис.