Надо бы продвигаться вперед побыстрее.
Зачем? Что будет, если выйдет отпущенное мне время?
Я тебе скажу, когда будет важно остановиться на подробностях.
Карла при виде нас удивляется. Вернее, пугается, решив, что случилась какая-то беда. Она исподтишка поглядывает на Нину. Я спешу заверить ее, что все в порядке. Просто мне хотелось извиниться за вчерашнее и сказать, что мы уезжаем.
– Куда?
– Домой, – говорю я. – Мы возвращаемся в столицу.
Карла хмурится, и это меня огорчает, а может, заставляет почувствовать себя в чем-то виноватой, не знаю.
– Это из-за моего мужа, у него изменились планы, и нам приходится ехать домой.
– Так спешно?
Если бы мы уехали, не простившись, это было бы ужасным ударом для твоей мамы, и, несмотря ни на что, я рада, что завернула в контору и повидалась с ней.
Ты напрасно это сделала.
Ну, что сделано, то сделано.
Очень даже напрасно.
Совершенно неожиданно выражение лица Карлы меняется, теперь на нем не остается и следа от недавнего огорчения. Она вдруг захотела показать нам конюшню Омара, которая уже давно стоит пустая. Это совсем близко отсюда, объясняет Карла, по соседству с землями Сотомайора, мы запросто дойдем туда пешком.
Теперь важное совсем рядом. Что еще там происходит? Там, рядом с домом, что происходит рядом с домом ?
Да, ты прав, снаружи действительно кое-что происходит, пока Карла старается уговорить нас прогуляться вместе с ней до конюшни. Я слышу, как у дома останавливается грузовик. Оба мужчины – те, что пили мате, – надевают длинные резиновые перчатки, потом выходят во двор. Оттуда до нас доносится новый мужской голос, надо полагать, это голос водителя грузовика. Карла говорит, что должна отнести бумаги, а после сразу же отведет нас к конюшне. И еще она просит, чтобы мы подождали ее возле дома. Но тут раздается непонятный шум. Что-то падает, что-то тяжелое и вроде бы пластмассовое, поэтому при падении оно не разбилось. Мы с Ниной выходим. Те мужчины сгружают бидоны, бидоны большие, поэтому зараз они могут взять лишь по одному в каждую руку и то с трудом. Бидонов много, целый грузовик.
Вот оно.
Один бидон стоит у входа в сарай.
Это и есть самое важное.
Самое важное?
Да.
Почему именно это и есть самое важное?
Что еще?
Нина садится на траву рядом с грузовиком. Она смотрит, как мужчины ловко разгружают его, и мне кажется, что она просто заворожена их работой.
Что в точности делают мужчины ?
Один стоит в кузове грузовика – он передает бидоны двум другим. Те по очереди их принимают и относят в сарай. Они пользуются вторым входом, тем, что побольше, хотя до него идти чуть дальше. Бидонов много, мужчины как заведенные ходят туда-сюда. Солнце уже припекает, но дует очень приятный свежий ветерок. У меня вдруг мелькает мысль, что это и есть наше прощание со здешними местами и что Нине хочется проститься именно таким образом. Поэтому я сажусь на траву рядом с ней, и мы вместе наблюдаем за разгрузкой.
А что еще? Что еще происходит в то же самое время ?
Больше ничего, во всяком случае, больше я ничего не помню.
Да нет же, происходит что-то еще. Рядом с вами, совсем близко от вас. Непременно должно быть что-то еще.
Не помню.
Дистанция спасения.
Я сижу буквально в десяти сантиметрах от моей дочки, Давид, между нами нет никакой дистанции спасения.
Она должна быть, вспомни, Карла находилась всего в метре от меня в тот день, когда убежал жеребец, и я едва не умер.
Я хотела бы задать тебе много вопросов про тот день.
Сейчас не время. Ты ничего не чувствуешь? Ты совсем-совсем ничего больше не чувствуешь? Ничего, что было бы связано с чем-то еще ?
С чем-то еще?
Что еще там происходит ?
Карла все никак не появляется. Мы сидим недалеко от грузовика, что называется, в самом центре событий, и, возможно, даже мешаем, но мужчины делают свое дело неспешно и как-то очень споро, ведут себя приветливо и часто улыбаются Нине. Полностью разгрузив машину, прощаются с водителем, и грузовик уезжает. Мужчины снова входят в дом, а мы поднимаемся с травы. Я смотрю на часы. Без четверти девять. Вот так незаметно прошло утро и начался новый день. Нина осматривает свою одежду, она выгибает спину, чтобы увидеть низ юбки сзади, потом глядит на ноги.
Почему? Что случилось ?
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Я промокла, – говорит она с легкой досадой.
– Ну-ка, ну-ка! – Я беру ее за руку и заставляю повернуться. Платье у нее такого цвета, что трудно определить, мокрое оно или нет, поэтому я трогаю его рукой. Да, платье влажное.
Читать дальше