Кассандра Клэр - Лорд Теней [litres]

Мебели в комнате почти не было, за исключением стола и двух кресел. Над незажженным камином висел гобелен, вроде тех, что украшали коридор. Этот назывался «Битва при Буррене». Фигурки в красном сражались с фигурками в черном – Сумеречные охотники против темных воинов Себастьяна Моргенштерна, – а над схваткой темноволосый лучник, стоя на накренившемся валуне, держал лук с натянутой тетивой. Любому, кто его знал, было очевидно, что это Алек Лайтвуд.

Эмма задумалась, что чувствовал Роберт Лайтвуд, который, сидя каждый день у себя в кабинете, смотрел на портрет сына – героя знаменитой битвы. Конечно же, гордость, но наверняка и удивление, что он создал этого человека… Э тих людей – ведь Изабель Лайтвуд по части героизма не отставала, – потрясающих и грозных.

Однажды Джулиан, подумала Эмма, будет так же гордиться Ливви, Таем, Тавви и Дрю. Но ее родителей лишили возможности испытать эти чувства. У нее никогда не было шанса сделать так, чтобы они ими гордились. Ее захлестнула знакомая волна горечи и негодования.

Роберт жестом предложил им сесть.

– Я слышал, вы хотите со мной поговорить, – сказал он. – Надеюсь, вы не собираетесь меня отвлекать.

– Отвлекать от чего? – спросила Эмма, сидя на неудобном кресле в стиле восемнадцатого века.

– От того, что вы задумали. – Он откинулся на спинку кресла. – Итак, в чем дело?

Сердце Эммы словно перевернулось. Хорошая это идея или ужасная? Ей была невыносима сама мысль о том, что им с Джулианом придется бросить свои чувства под ноги Конклаву.

Джулиан подался вперед и заговорил. Он казался абсолютно спокойным, пока рассказывал об их с Эммой детской дружбе, привязанности друг к другу, о решении стать парабатаями, вызванном Темной войной и тем, что оба они потеряли родителей. Он говорил о разумном решении – в котором никто не был виноват, да и кто бы стал винить кого-то из них? Все они потеряли кого-то на Темной войне. Никто не виноват в том, что пренебрег деталями. Неверно понял их чувства.

Глаза Роберта Лайтвуда раскрывались все шире. Он молча слушал, как Джулиан рассказывает о том, что они с Эммой чувствуют друг к другу. Как они оба независимо друг от друга поняли, что именно испытывают, боролись с собой, но в конце концов признались друг другу и решили искать помощи у Инквизитора.

– Мы знаем, что нарушили Закон, – закончил Джулиан, – но это было не намеренно и не по нашей воле. Нам нужна ваша помощь.

Роберт Лайтвуд поднялся на ноги. За окном Эмма видела стеклянные башни, сверкавшие в лучах закатного солнца, как горящие знамена. Она едва могла поверить, что утром они сражались с Всадниками во дворе лондонского Института.

– Никто еще не просил меня отправить их в изгнание, – наконец, сказал он.

– Но вас самого однажды изгоняли, – заметил Джулиан.

– Да, – сказал Роберт. – С женой, Маризой, и Алеком, когда он был совсем еще малышом. И за дело. Изгнание – штука одинокая. А для кого-то такого юного, как Эмма… – он поглядел на них. – Кто-нибудь еще про вас знает?

– Нет. – Голос Джулиана был спокоен и тверд. Эмма понимала, что он пытается защитить тех, кто догадался или кому рассказали – но это все равно ее напугало: то, что он способен лгать так абсолютно искренне.

– И вы уверены? Это не преходящая влюбленность, и не просто… чувства к парабатаю могут быть очень сильны. – Роберт говорил с явной неловкостью, сцепив руки за спиной. – Их легко истолковать превратно.

– Мы абсолютно уверены, – сказал Джулиан.

– Обычной мерой будет разделение, а не изгнание. – Роберт переводил взгляд с Джулиана на Эмму и обратно с таким видом, словно до сих пор не мог поверить своим глазам. – Но вы хотите не этого. Я уже вижу. Вы не пришли бы ко мне, если бы думали, что я могу предложить вам только стандартные меры – разделение, лишение меток.

– Мы не можем рисковать нарушением Закона и наказаниями, которое то влечет. – Голос Джулиана был по-прежнему спокоен, но Эмма видела его руки с побелевшими костяшками, впившиеся в подлокотники кресла. – Я нужен своей семье. Мои братья и сестры еще малы, и они сироты. Я их вырастил, и я не могу их оставить. Это не обсуждается. Но мы с Эммой понимаем, что не можем на себя положиться и просто держаться подальше друг от друга.

– Итак, вы хотите, чтобы вас разлучил Конклав, – сказал Роберт. – Вы хотите изгнания, но не желаете ждать, пока вас поймают. Вы пришли ко мне, чтобы иметь возможность выбрать, кто из вас отправится в изгнание, на какой срок и какое наказание Конклав, по моим указаниям, вам назначит.