Руслан Ерофеев - Хтонь. Зверь из бездны

Чуть позже. Звездочка немеркнущая. Солнце души моей. Моя радость и моя печаль. Счастье жизни. Мой смысл и моя боль. Пусть ты никогда не услышишь этих слов, пусть они лишь клокочут внутри меня, будто лава в еще не до конца умершем вулкане, и медленно сжигают истончившиеся стенки моей обугленной души! Этого не могло произойти – но это произошло. Еще тогда, когда впервые скрестились наши взгляды, где-то в глубине этого задристанного мироздания раздался тонкий отчетливый звон. Пересеклись плоскости. Соприкоснулись сферы. И связала нас невидимая шелковая ниточка прочнее, чем ментовские наручники из хромированной стали. Тонкая воображаемая линия, которой на самом деле нет. И ничего нет. И мира этого вонючего нет. И меня нет. Есть только ТЫ. Почему ты плачешь? Я тоже плачу, выжимая из себя с этими слезами все то дерьмо, которым я столько дней травил свое тело, принадлежащее только тебе без права отчуждения. Я никогда больше не выпью ни капли этой дряни. У меня от нее противоядие – слезы, которые я сейчас глотаю. Я покрываю богомольными поцелуями твои маленькие торчащие груди с твердыми темными сосками, похожими на запекшиеся капельки крови. И поцелуи мои тоже горьки от слез. Я опускаюсь ниже и касаюсь губами следов от сигаретных ожогов, опоясывающих твой живот, словно прошедшаяся по нему пулеметная очередь. И только тут замечаю, что твое чрево уже округлилось в томительном ожидании новой жизни. Раненая моя девочка, невинная жертва этого дерьмового мира! Завтра я пойду и убью того, кто осмелился коснуться грязными козлиными лапами этого любимого тела… Не плачь, я буду любить того, кто родится, будто это плоть от плоти моей. Он ни в чем не виноват, он так же чист, как и ты, ибо не может нести в себе греха дитя, зачатое ангелом… Ты уже не плачешь. Ты наконец раскрываешься вся, как прекрасный цветок в теплую весеннюю ночь. Ты даришь мне билетик в рай, и я смело влетаю в него на своей напряженной ракете, как смелый Магеллан космоса. За что мне это счастье? И чем я заслужил его? И что я буду делать, если оно закончится? Я же просто не смогу жить… Еще через мгновение во мне ослепительно взрывается первая советская атомная бомба, «изделие-501», рожденное в недрах бериевской «шарашки», чтобы спасти этот гребаный мир, который нужен только потому, что в нем есть ты…

Еще позже. Будь ты проклята, чертова кукла! Ну, чего, чего смотришь на меня своими зенками синими! Ведьма! Все из-за тебя! Сука! Из прокуратуры меня погнали! Друзья, и те не показываются давно. Противно, наверное, смотреть на такую задрыгу, как ты. Что рожу воротишь? Не нравится? Иди к Козлюку, с ним у тебя лучше получалось! Грязная шлюха! Убью, тварина паскудная! Вот тебе! Вот! На еще! Получи! Я ногами выбью из твоего брюха то дерьмо, которым его начинил Козлюк, и скормлю помоечному шавлу! Или отправлю твоего змееныша в одиночное плавание по недрам канализации…

… Что со мной? Что я наделал? Я ничего, ничегошеньки не вижу! Перед глазами какие-то радуги. В ушах звучит похоронная музыка – то ли Брамс, то ли Рахманинов, черт их разберет, этих депрессивных классиков. Я обхватываю голову руками, затыкаю пальцами слуховые проходы – но все напрасно. Проклятый оркестр гремит в моей башке, не переставая. Потом слипшиеся веки мои раскрываются, как у чуть подросшего щенка. Вокруг никого нет. Зато розетки в стенах вдруг начинают жить своей, ни на что не похожей жизнью. Из них ко мне взывают мертвецы. Они воют, стонут, шепчут, хрипят мне, что меня сегодня будут убивать. И что мне нужно выпрыгнуть из окна, чтобы спастись.

До оконного проема – метров пять. Но эти метры кажутся мне не короче световых лет. Бесконечная космическая бездна. Ноги будто примагнитились к полу. И тогда я отдираю их, как мне кажется, вместе с половицами, и бегу!

Бегу, будто в замедленной киносъемке – так показывают спортсменов во время установки ими очередного рекорда. Сейчас я тоже установлю свой личный рекорд. Пускай и последний в этой долбаной жизни.

Пробитое башкой стекло сыпется с неба хрустальным дождем. Осколки еще висят в воздухе, когда мои ступни все так же тягуче, словно в киношном замедлении, отделяются от подоконника…

Снова глазами Артема

Передо мной на огромной скорости вращалось «чертово колесо» с раскрашенными в ярко-желтый цвет кабинками, от мелькания которых рябило в глазах. Я сразу узнал этот парк. Я видел его в маленьком городке Припять Украинской ССР, куда меня направляли из Светлопутинской облпрокуратуры для обмена опытом года два назад. В этом никому не известном городишке, как оказалось, одни из самых низких показателей по уровню преступности в Союзе. Вот многомудрое прокурорское начальство и решило, что пора погрязшему в уголовщине Светлопутинску, который никак не хотел встявать на светлый путь, по-прежнему оставаясь все тем же блатным Черногрязинском, перенимать драгоценный опыт более успешных коллег. Но, как всегда, начальство перемудрило: городишко оказался закрытым и, более того, научным. Градообразующее предприятие – Чернобыльская атомная электростанция – располагалось в двух километрах от него и обеспечивало безбедную жизнь всему его небольшому населению. Чернобыль и Черногрязинск – это даже созвучно: Черная быль и Черная грязь. Но на этом сходство заканчивалось. Снабжение жителей тут было на высоте. Первое, что меня поразило по приезде в Припять, – это обилие автолюбителей. Похоже, во многих семьях здесь имелся личный автомобиль! Это было уму непостижимо. Даже в областном Светлопутинске на улице можно было увидеть только казенные «Волги», среди которых редко-редко промелькнет «жигуленок» какого-нибудь гостя из южных республик, приехавшего торговать гнилыми помидорами. Окончательно же меня добила любительская колбаса, которая лежала на прилавках продмагов СВОБОДНО! Я попал в настоящий заповедник коммунизма, где воплотились лучшие черты советской власти, а худшие были не так заметны. Нет, я и впрямь очутился в фантастическом городе будущего, которому мирный атом давал все: и тачки, и колбаску, и даже самый ценный товар – водку! Причем последнюю – в неограниченных количествах. Ощущению пребывания внутри научно-фантастического фильма в значительной степени способствовала ажурная башенка на горизонте – как мне объяснили, построена она над третьим энергоблоком атомной электростанции для чего-то там – для чего именно, я так и не понял. Никогда не любил в школе физику.