Руслан Ерофеев - Хтонь. Зверь из бездны

К водителям таких машинок, на какой рассекал Бармен, и у шоферов нормальных тачек, и даже у пешеходов отношение особое: снисходительно-презрительно-жалостливое. У них в правах вычеркиваются все категории и ставится специальный штамп: «мотоколяска». Эти «коляски» даже рвачи-гаишники почти никогда не останавливают: то ли стыдно перед инвалидами, то ли, что вернее, думают – поживиться нечем. Но как раз в этом они глубоко не правы.

На лацкане хозяина недомашины гордо сверкает сине-золотой значок общества трезвости. Знающие люди говорят, что он действительно является почетным членом этой организации и спиртного в рот не берет ни капли. А еще эти знающие люди в курсе, что среди всех рычагов и рычажков, которыми управляется драндулет, чтобы с ним мог сладить даже безногий, имеется один «лишний». Если потянуть его и хитро вывернуть вправо, из специального крантика, спрятанного под капотом, закапает мутный, как старческая слеза, но ядреный самогон. А если повернуть влево – пойдет очищенный. Двигатель у мотоколяски – от мотоцикла «ИЖ Планета», так что лишнего места в корпусе навалом. Даже принудительное воздушное охлаждение, дополнительный электрический стартер и генератор с «Москвича» не помешали установить туда хитрую систему из трубочек, шлангов, фильтров и объемистого перегонного куба. В результате «горбатый» превратился в настоящий самогонный аппарат на колесах, который местные алкаши метко окрестили «Зеленым змием». А портрет Бармену изуродовал конкурент-самогонщик – подкараулил его в подъезде и плеснул в лицо кислотой…

Мутное зелье, нацеженное в пузырек из-под чернил, обжигает мне нутро и рвется поначалу назад. Но я задерживаю дыхание и подавляю в себе рвотный рефлекс. Вскоре блаженное тепло разливается по венам, и жизнь вновь начинает играть всеми своими красками. И сразу же еще больше хочется жрать.

14.00. Может, и правда по совету Стрижака привязать к жопе веник?.. Нахожу в шкафчике под подоконником две свеклины, затвердевшие до состояния ископаемых окаменелостей. Попробую-ка я их сварить, что ли. Настька придет со своих бесплодных поисков работы – хоть ругаться не будет.

16.00. Варю свеклу. Но пока она почему-то остается все такой же твердокаменной.

19.00. Варю свеклу.

23.00. Свекла.

24.00. Свекла.

25.00. Свекла…

26.00. Вываливаю свеклу в окно, и тут приходит хлеб в авоське вместе с Настей. Я радуюсь хлебу и немного – Насте. Нарезаю его тонкими ломтиками. Потом, под удивленным взглядом Насти, извлекаю из все того же шкафчика под подоконником круглую баночку с гуталином и намазываю его тонким слоем на хлеб. Настюха смотрит на меня ошалевшими глазами. Дура! Сейчас спирт впитается в хлебушек, можно будет стереть гуталин и есть.

День четвертый

12.00. Я не знаю зачем, но я все еще прихожу иногда на работу, благо вохровцы на вахте пропускают меня – видимо, до тех пор, пока не получат другого распоряжения. Делать мне нечего – все мои уголовные дела Вислогузов раздал другим следователям. А еще мне нечего жрать… Нашел в сейфе свечку (здание прокуратуры старое, и тут часто бывают перебои с электричеством). Попытался сжевать. Но свеча оказалась не сальной, а парафиновой. Проболел весь остаток рабочего дня. Хорошо, хоть туалет рядом…

18.00. Подрался на улице с бродячей собакой из-за большущей кости… С совершенно новым чувством начал смотреть на соседского котенка. Такой мягонький… Пытался сцапать голубя, который по дурости спикировал на мой балкон. В самый последний миг бестолковая птица все же успела упорхнуть, иначе бы ей несдобровать. Кто сказал, что мясо голубей непригодно в пищу? Барские предрассудки! Попадись мне сейчас какая-нибудь живность, я бы в два счета свернул ей шею и зажарил на кухонной плите! А может, слопал бы и в сыром виде. Звериные инстинкты, которые я начал в себе открывать, меня больше не пугают. И я вновь заливаю голод коктейлем «козявочка» – пол-литра муравьиного спирта на литр пива. А затем полирую все это дело флакончиком тройного одеколона, загазованного сифоном, – так «алкашка» быстрее всасывается в кровь.

День неизвестен

Время неизвестно . Я потерялся во времени и пространстве, как несчастный бухой Робинзон. Теперь мой день (или ночь, я стал поздно вставать) начинается с того, что я беру авоську и отправляюсь в универсам. Там я под самое закрытие набираю коробочек с зубным порошком – все равно больше ни на что нет денег. Дома я растворяю порошок в воде, потом процеживаю через марлю – остается жидкость с достаточным для опьянения количеством спирта. Я опрокидываю несколько стаканов подряд, и мне в это время насрать во всю ширину задницы на этот гребаный мир! Но тут я замечаю глаза Насти…