Елена Блонди - Карты мира снов [СИ]

— Молодец, мальчик. Теперь молчи. И жди.

Джент забрал перо, макнул в чернильницу в виде медного ведерка, окованного серебряными обручами. Подал его Неллет. Не глядя на Даэда, она повела линию дальше, тоже петляя и стараясь касаться легко, чтоб чернил хватило на больше. Вернула сухое перо дженту, и следом его получила мисерис Натен, проведя линию толстую, короткую и повелительную.

Время, то самое, которое поделено на равные отрезки, обязанные протекать одинаково, застыло, растягиваясь в бесконечность. Трое стояли, ожидая своей очереди каждый, принимали перо, проводя прихотливые линии, не имеющие видимого смысла. Но внешняя несложность труда опровергала сама себя: у Даэда кружилась голова, пересыхало в горле, сердце сбивалось на быстрый короткий стук, медля затем до потускнения сознания. Держа перо над старой пожелтевшей бумагой, он ощущал верность каждого завитка, и свои ошибки чувствовал тоже, впадая в отчаяние (линия неверна, но она уже есть!), усилием воли отшвыривал его, чтоб не остановиться. После запечатленного сбоя поднимал глаза, весь в поту, натыкался на ободряющий взгляд Калема. И ненадолго успокаивался. Не бывает действий без ошибок, говорило ему спокойное лицо, повторяя выражением слова наставника. Лишь тот не ошибается, кто не совершает ничего. И в этом — главная его ошибка.

Неллет решилась на главное действие своей жизни, понимал Даэд, переминаясь на усталых ногах и волнуясь — не толкнуть под локоть, мешая рисунку. Пока что она не хочет или не может рассказать, что именно будет сделано. Времени нет, сказал джент Калем. Свет за окном пожелтел, очерчивая круглую спину сладко спящего зверя-кота. А может быть, она не уверена, получится ли. Но пусть Неллет не сомневается — он будет рядом и не отступит. Даже если всех их ждет неудача. Но хорошо бы все получилось. Потом она расскажет ему. О своих жизнях, в которых у нее разные отцы. О том, что творится с островом Ами-Де-Нета, таким прекрасным в солнечном свете. А что она совершает, Даэд надеялся увидеть сам. Если все…

Джент Калем подал ему перо, протягивая над столом тоже подрагивающую усталую руку. И Даэд, отбросив все мысли, снова нагнулся над плоскостью листа.

— Солнце клонится к закату, — предупредила где-то рядом мисерис Натен, — а мне еще обойти вязальщиц.

— Чернил осталось на донышке, — успокоил ее джент, — успеем до темноты.

Они успели. Снаружи стоял сочный свет предзакатного часа, когда Калем положил перо и перевернул сухую чернильницу, укладывая ее на бумагу. Поднял — на листе не осталось ни капли. Даэд не понял, завершен ли рисунок. Всю поверхность вокруг картинки с детьми покрывали густые линии узоров, плавно-спокойных и тревожно-иззубренных.

Вставая, джент внимательно осмотрел лист, поцыкал, указывая на разрывы в линиях, но сам же и развел руками, признавая необходимость ошибок.

— Мы справились очень неплохо. А без тревог и печалей не проживешь. Как бы не стремились к этому наши величества. Натен?

Мисерис появилась в дверях, уже одетая по-городскому: строгое платье, черные ботинки под сборчатым подолом, хитро накрученная на седые волосы белая ажурная косынка. Путая кружева на подоле, у ног вертелись несколько пушистых котов. Она подхватила одного на руки. Подошла к свитку, и вдруг поставила зверя мягкими лапами прямо на рисованные узоры. Постучала пальцем от уголка к верхнему краю картинки.

— Давай, Балаш.

Кот нагнул башку, прижимая острые уши. Муркая, пошел вдоль линий. А мисерис уже водружала на стол другого питомца.

— Внимательно, Визери.

— Сюда, Гетей.

— Смотри, Динка.

Даэд насчитал девять имен, сбился, провожая глазами зверей, которые спрыгивали и независимо, сами, уходили в раскрытые двери, мелькали в проеме цветной шерстью — черной, рыжей, серо-полосатой, пятнистой.

— Вот для тебя, Йоши…

— Поди сюда, Занука.

Последнего кота, атласно-черного, мисерис подхватила на руки, прижимая к груди.

— Шонко, — сказала ласково, глядя вниз на большого кота в черных и белых пятнах, — теперь ты за главного тут. Береги несмышленых.

Джент Калем хмыкнул и сразу стал серьезным. Подойдя, погладил кота, лежащего на руках, тронул мисерис за локоть:

— Будь осторожна, мать Натен. Как я без твоих пирогов?

— Не волнуйся, джент. Я вернусь и буду в башне. Вы увидите.

В тишине, разбавленной приглушенными криками птиц и дальним городским шумом, прошуршал жесткий подол, застукали по лестнице каблуки ботинок. Неллет сидела, кусая губу, на бледном лице цвели яркие пятна лихорадочного румянца. Джент Калем стоял, слушая шаги уходящей жены. Даэд у громоздкого шкафа молчал, размышляя, что они будут делать теперь. Совсем скоро закат. За ним — ночь.