Елена Блонди - Карты мира снов [СИ]

Иногда он оборачивался. Неллет сидела, упираясь руками в пухлый сафьян скамьи, сосредоточенно думала, кажется, не замечая, что они медленно кружат над широкой улицей, по одну сторону которой раскинулся парк с зеркалом озера. Единственное знакомое Даэду место. Он уже собрался спросить, но она сказала сама, привстав и указывая на лоскутные крыши:

— Туда. Маленькие дома, среди них башня, видишь?

И снова села, откидываясь на изогнутую спинку. Даэд натянул цепочку, поворачивая санатов к башне, тонкой, с бликами света на круглом навершии. Башня была ближе к окраине, виднелась маленькой палочкой, торчащей из зеленой пены и квадратиков крыш. Даэд сосредоточился, приказывая санатам. Закручивая в голове непонятное что-то, моргнул, ловя окончание пропущенной фразы.

— …зкий дом. Под красной черепицей.

На молчание пояснила быстро:

— Красная чешуя.

Он кивнул, с беспокойством посматривая на бледное решительное лицо. Рана совсем зажила, но видно — у принцессы совсем не осталось сил. Хорошо бы в доме под красной чешуей им предложили поесть.

Санаты замедлились, одновременно возвращая солнце на положенное ему место. Сухо ударили в мостовую члененные лапы с металлическим блеском. Радужные крылья смыкались плотными веерами, угасали в густой тени, которую отбрасывала башня. Неллет сошла, опираясь на руку мальчика.

— Кирпич. Очень старое место. Ты знаешь, как делают кирпич? Замешивают из глины. Она похожа на землю после дождя. Понимаешь? Берега ручья, помнишь? Где ноги вязли.

— Да.

— Потом его обжигают в печах. Отец брал меня, когда уезжал осматривать владения. Показывал мне.

— Джент Денна?

— Нет. Мой другой отец. В другой моей жизни. Потом. Я расскажу потом, Дай. Но кирпич не годится. Мы не сможем столько земли. Глины. И это потребует слишком много труда.

Она говорила, размышляя вслух. Вела пальцем по щербатой от времени кирпичной кладке, красивого темно-красного цвета. На этих рукодельных камнях нет следов пламени, на всякий случай отметил Даэд, идя следом в узкий проулок, где смыкался со стеной башни прилепленный к ней небольшой домик под ярко-красной крышей.

— Черепица тоже сделана из глины. Удивительно, правда? Как будто весь дом вырос из земли. Глина. Камень. Дерево. Даже стекла в окнах — плавленый песок. И все это не годится. Жаль.

Почему не годится, хотел спросить Даэд. Кирпичи не очень понравились ему, по сравнению с полированными плитами витков и лестниц Башни, с пружинистыми поддонами игровых площадок, с узорчатым литым паркетом праздничных уровней, — они были грубыми, неровными и царапали руку. Но черепица была хороша. И дерево он любил, вырезая для сестер мелкие игрушки, когда доставалась изредка настоящая чурочка, а не пластиковые отливки.

Неллет уже стучала подвешенным молоточком в серую деревянную дверь с остатками краски в швах и возле медной ручки.

— Поклонись, как следует, — сказала вполголоса, а изнутри слышались мягкие шаги.

Щелчок, и в прорезанном окошке опустилась резная пластина черного металла, открывая толстое стекло. Неллет кивнула в ответ на чей-то внимательный взгляд. Двери открылись.

Высокая худая старуха отступила, пропуская принцессу и Даэда в длинный коридор с узкими стенами, загремела, кладя в пазы тяжелый засов.

— Мисерис Натен, я пришла.

— Хорошо, девочка.

Потом они шли следом, высокая фигура закрывала обзор, Даэд на ходу разглядывал гладкие стены с развешанными картинками, непонятными, с узорами из спиралей, кругов и квадратов. Над каждой картинкой висел светильник, и казалось, свет придает рисункам объем, отбрасывая вниз неяркие тени.

Что-то коснулось голой ноги, Даэд вздрогнул, опуская голову. Внизу, подняв пышный хвост, шествовал зверь, такой же, как рыжий Ариска, с острыми ушами на круглой голове, ступал неслышно мягкими лапами.

— Не пугай гостя, Шонко, — у старухи был сильный, уверенный голос, но говорила она негромко.

Шонко муркнул, отставая. А впереди светила приоткрытая дверь. Мисерис Натен вошла, негромко говоря что-то. Неллет взяла мальчика за руку, шепнула быстро:

— Все делай, как я.

В небольшой комнате за деревянным столом сидел старый мужчина, склонив голову с блестящей плешью к расстеленному во всю столешницу листу бумаги. В руке на весу держал перо, набухшее черной тяжелой каплей.

Трое молчали, дожидаясь, когда перо, выбрав нужное место, плавно опустится. Капля растеклась по желтоватому фону, перо задвигалось, выравнивая очертания. Завершив рисунок, мужчина положил его на резную подставку, поднял голову, щурясь. У него было темное лицо, изрезанное морщинами, светлая короткая борода, тщательно выбритая возле сухих губ, сейчас тронутых спокойной улыбкой.