Он округлил пальцы. В них, еле видимый, полупрозрачный, как раз поместился снежок, небольшой, сверкающий миллионами снежинок, прижатых друг к другу.
Неллет, сказал Даэд рукам. Моя Неллет. Сердце мое и мой лепесток. Любовь моя.
На месте белого снежка закрутилось слепящее солнце, пронизывая сомкнутые пальцы яркими тонкими лучами. Даэд осторожно, повторяя про себя имя, открыл ладони, нагнулся, и комок света стек с пальцев, как стекает вода, пролившись на шею и грудь в вырезе синей туники. Поблескивая на коже, блики менялись, тускнели и загорались снова.
— Дышит! Кассиус, она дышит!
Врач молчал в ответ.
Неллет открыла глаза, шаря рукой по животу, нашла руку Даэда и прижала к тунике, под которой быстро билось сердце. Шевельнула губами.
— Молчи, — сказал Даэд хрипло, — молчи, Нель. Потом скажешь. Скоро утро. И мы полетим домой.
— Дома нет. Теперь нет, Дай. Без защиты парк полон чудовищ. Это такое место…
— Что?
Она с досадой на свою слабость перекатила голову по вышитой подушке, повторила, уже громче:
— Для удовольствия. Понимаешь? Заповедник. Если нет экрана, там не выжить.
— Мы всегда рады нашей принцессе, — церемонно произнес позади забытый Кассиус. И притих обиженно, когда оба в один голос ответили:
— Замолчи!
— Что нам делать, Нель?
— До утра я посоветовал бы остаться в покоях, огражденных экранами Морено, — снова вступил врач.
— Так посоветуй, — огрызнулся Даэд. Но одернул себя, напоминая, тот все же спас Неллет.
Поклонясь, прижал к сердцу руку, другой держа ладонь любимой.
— Я благодарен тебе, королевский врач. Прости, если я груб.
Кассиус величественно кивнул. Уселся на мягкое сиденье колесницы, раскидывая ноги и с интересом глядя, как Даэд снова берет на руки свою драгоценную ношу.
— Идите. Я побуду тут, нет смысла возвращаться перед самым утром. Может быть, сочиню поэму. О спасении прекрасной принцессы и ее защитнике, что сумел играть временем не хуже пары сильных санатов.
Время. Странная и непонятная вещь, субстанция, что может тянуться почти бесконечно, а может убыстрять ход, так что не схватишь ни рукой, ни умом. Все знают, как прихотливо движение времени, и некоторые общие признаки знают тоже. Два времени, одно — насильно рассеченное на равные отрезки, что показывают себя мерностью солнечных и лунных циклов. Утекают или высыпаются, звучат, повинуясь удару пружины. И другое время, которое заставляет мерные порции мелькать или растягиваться.
Но кроме этих главных, таких основных и одновременно таких ничтожно малых знаний, есть другие. С ними пришлось столкнуться Даэду, оказавшись вместе с Неллет в дивном парке острова Ами-Де-Нета и во дворце, вырастающим из скальной породы холма над огромным, древним городом Хенне.
Даэд сидел рядом со спящей Неллет, глядя, как в узких высоких окнах еле видно светлеет небо, спрятанное за тонкими драпировками. Держал руку поверх нежной ладони. Думал, пытаясь сложить старые знания и те, что навалились нынешней ночью, в цельную картину. И не мог, понимая — это просто куски, крохотные, верхушки, торчащие из незнания. Как на заснеженном открытом витке торчат из сугробов малые части знакомых и незнакомых предметов. Как те плавники, что рассекали дальнюю воду лагуны, некоторые дополняли себя, если морской зверь выныривал, тяжко дыша, весь в потоках воды. О других говорила Неллет, заставляя работать воображение слушателя (это кахатти, у него толстое брюхо с тремя рядами плавников-лезвий, а морда вытянута, как длинная труба). Прочие оставались той малой частью чего-то большего, о котором не знаешь, только догадываешься, уповая на правильность мысли.
Санаты умели в своем полете, опираясь на сгущенный воздух, играть, прыгая по времени суток. Кажется, не более того. Даэд понял и даже сумел использовать эту способность. А ночные узлы королевского дворца? Почему так безмятежен целитель Кассиус, который советовал просто ждать утра. Кажется, он не боялся смерти принцессы. Это связано с изменением времени? А бессмертие вечной Неллет? Она сказала ему — вот моя названная сестра, младшая. Показывая на старуху, возрастом не меньше восьми десятков лет. Оно есть и тут, не только в Башне? Везде и кругом эти непонятные верхушки, которые внизу, под покровом незнания могут оказаться чем угодно. Почему Кассиус сказал о городе, утром все станет прежним? Эти пожары и крики… Весь город ввергается в бедствия по ночам? И снова обращается в райское место при солнечном свете? Волшебство? Магия? Или петляющее туда-сюда время?
Читать дальше