Александр Васильев - Наш собственный конец света

А малышка весело ерошит листья у себя под ногами, крепко зажав в руке собранный разноцветный букетик. Сама невинность, прелестное создание.

Мужчина громко сглотнул. По его некрасивому лицу стекали струйки пота.

«Сейчас», — прозвучало в его голове. Но это был не он, а чужой голос, прочно засевший внутри, и постоянно отдававший приказы. Вот уже месяц, подчиняясь ему, он не сводил глаз с Кати.

«Сейчас!».

«Но ведь еще день, — взмолился мужчина, — и в парке есть посторонние люди».

«Хватай ее!».

Слезы кончились еще вчера, сил кричать не осталось. И лишь удушающие рыдания, молча, истязали маленькую девочку.

Она лежала в полной темноте, свернувшись калачиком. Матрас, постеленный на голую землю, был весь изодран и жутко вонял плесенью. В подвале больше ничего не было. И лишь раз в день ей приносили зажженную свечу, которой хватало на пару часов, и железную миску с чем-то напоминающим суп. Еда была отвратительная, и первые два дня она не ела, а только плакала и молила о помощи. На третий день слезы высохли, а крики превратились в хрипы. Ужасно болел живот, и хотелось есть. Она попробовала похлебку, но ее чуть не стошнило. Схватившись за живот, она проползла к месту, отведенному под туалет, где была вырыта небольшая яма, от которой жутко воняло. Но ее так и не вырвало. Вернувшись к матрасу со свечей, она еще раз попробовала еду, и, уже не замечая ее противного вкуса, съела все до конца. Желудок радостно растянулся и поблагодарил ее довольно звонкой отрыжкой, от чего ее губы растянулись. Это была первая и последняя улыбка после похищения.

И вот перед ней поставили новую миску с ужасным супом, и свечу с еле горящим пламенем.

— Дяденька, пожалуйста, отпустите меня, — слабым голосом проговорила Катя, но в подвале уже никого не было. — Я хочу к маме…

Прошло уже шесть дней. Девочка больше не кричала, не плакала, что раньше очень сильно раздражало мужчину, и он просто не находил себе покоя. Но уйти надолго из дома он не мог, боялся, что во время его отсутствия, кто-нибудь прокрадется внутрь. И тогда у него появятся более серьезные проблемы.

Прошло шесть дней, как пропал голос в его голове. Он больше не приказывал, не сводил с ума. Но теперь мужчина просто не знал, что ему делать с маленькой девочкой у себя в подвале.

Он мечтал только об одном, что бы она поскорее умерла. И тогда он просто избавится от трупа. Но убить ее он не мог. Не хватало сил. В тоже время он хотел заботиться о ней. Но единственное, что он делал — приносил ей поесть и зажженную свечу, чтобы девочке не было так одиноко.

Из подвала воняло дерьмом и мочой. И поэтому на кухне, где был люк, он постоянно распылял освежители воздуха, заполнявшие многочисленные полки. Помогало слабо, но ничего лучшего он придумать не мог.

Прикрыв нос ладонью, мужчина зашел на кухню и заглянул в холодильник: остатки шестидневного супа уже прокисли. Хотя, может, они были такими еще вчера, или позавчера. Теперь придется готовить для девчонки снова.

Из подвала донесся детский плач и чуть слышный стон:

— Дяденька, пожалуйста… умоляю… пожалуйста, отпустите меня к маме. Пожалуйста, дяденька…

Всхлипы и вновь тишина.

«Может, потеряла сознание, — подумал мужчина. — А может, умерла? Нет, — он замотал головой, — еще рано».

Когда ее сознание прояснилось, она увидела перед собой сгорбленного из-за низкого потолка мужчину, пристально смотрящим на нее. В его руке слабо трепетал огонек свечи, а сзади проникал свет из открытого люка в подвал.

Хотелось закричать, но ее тело оцепенело от страха, а дыхание замерло. И лишь сердце выдавало ее, судорожными гулкими стуками. Глаза были широко открыты и тусклый свет бил по ним иголками, создавалось ощущение, что под веки попал песок. Рот приоткрылся, но крика так и не последовало. Лишь шумное дыхание, врывающимся в изголодавшиеся легкие воздухом.

Мужчина поставил свечу рядом с миской, от которой еще шел пар, и спокойно развернулся.

— Дяденька…

Он на секунду задержался, почесал затылок, и быстро поднялся наверх.

— Пожалуйста…

Глаза закрылись от невыносимой боли, девочку начало сотрясать безмолвными рыданиями. Болело все тело, ужасная боль в желудке заставила ее свернуться калачиком. Хотелось есть, но что бы сесть не было сил. Пытаясь унять боль, она начала дышать как можно глубже. Сквозь рыдания, ее вдохи звучали мощно и звонко. Вскоре она почувствовала онемение и покалывание, сначала в кистях рук, и кончике носа, потом на лице. А через минуту все ее тело свело судорогами, причиняющими сильнейшую боль, которую она когда либо испытывала в своей жизни. Дышать становилось все труднее, горло как будто что-то сдавливало изнутри. Приходилось дышать еще сильнее, от чего ее горло и легкие начали гореть.