Александр Васильев - Наш собственный конец света

— Сбежал, — еле тихо проговорил я.

— Понятно, — с ее губ скатился тяжелый вздох. — С детдома?

Я кивнул.

Больше она ничего не спрашивала, и мы просто сидели и грелись. Мне почему-то казалось, что тепло ее тела намного сильнее огня в печи, что от нее исходит нечто большее, чем просто жар. И в тоже время я чувствовал туже пустоту и одиночество, что столько лет тревожили меня. Но спрашивать о чем-то я пока не решался. Да и она молчала и лишь склонив голову на мое плече, тихо и равномерно дышала, будто боялась…

«Так же, как и в моем сне», — вдруг пронеслось в голове.

И тогда я перестал дрожать, может от того, что я практически согрелся, а может от того, что, как и во сне я побоялся потревожить это тихое спокойствие. Испугался, что все исчезнет.

Так мы просидели довольно долго. Молча, под треск огня и завывание взбесившегося ветра, гулявшего по зданию так же свободно, как снаружи, смотрели на огонь и каждый думал о своем. Может ее мысли и совпадали с моими, но мне это было не ведомо.

Кто она, что здесь делает? Почему одна и почему молчит? Может быть у нее такая же судьба, и нет больше никого в ее одиноком мире, только память о том, что когда-то она была счастлива.

Что ж, теперь мы вместе и нет ничего более важного. Только два ребенка с, возможно, одинаковой судьбой, спасающиеся от холода в заброшенном, полуразвалившемся здании посреди белой пустыни.

И нет больше никого.

Время бежало, огонь в печи начал угасать, постепенно оставляя только ярко тлеющие угольки.

— Надо дров подложить, — проговорила девочка. — Здесь нельзя, что бы огонь пропал, помещение очень быстро выстывает.

Она подползла к столу, под которым лежало несколько охапок сухих досок и толстых веток, по-видимому собранных в лесу.

— Ты давно здесь живешь? — робко спросил я.

— Третий день, — ответила она, закидывая в тлеющее жерло доски.

— Совсем одна? Тоже с приюта сбежала?

— Нет, я от отчима сбежала, — девочка вновь прижалась ко мне. — Когда мама умерла, с ним стало невозможно жить. А больше у меня никого нет. А ты первый день в бегах?

— Угу. Просто собрался и ушел, пока все спали. Хотя три года прожил в приюте. Сам не знаю, что на меня нашло.

— Просто взял и ушел. Странный ты. Даже и поесть с собой не взял?

Я лишь отрицательно покачал головой. Да, об этом я нисколько не подумал. Дурак.

— И куда ты собирался идти, если не секрет?

Я опять промолчал и просто пожал плечами.

— Все-таки странный.

И мы вновь замолчали. Казалось, что большего нам и не надо, чем сидеть рядом, просто так, ни о чем не говоря. Даже совершенно не зная друг друга, нам было достаточно одного — мы оба одиноки.

Тишину нарушило урчание в животе у девочки. Она съежилась и, хоть я и не видел ее лица, но почему-то был уверен, что оно покраснело.

— Я не ела со вчерашнего вечера, — тихо прошептала она. — Та еда, что я утащила из дома, кончилась.

Теперь заурчал и мой желудок.

Девочка хмыкнула. Мы посмотрели друг на друга и как-то тоскливо улыбнулись.

Да мы оба странные. Куда бежали, зачем? Мы не в том возрасте, чтобы жить самостоятельной жизнью. Мы еще просто ничего о ней не знаем.

— Скажи, а почему ты пришел именно сюда? Или случайно набрел?

Только теперь я понял, на сколько идиотской была моя затея, чтобы попасть сюда. Но, закрыв глаза, я представил себе тот осенний день, и рассказал о нем.

После этого мы уже не молчали. Но все так же сидели у раскаленной печки и рассказывали друг другу о своей прежней жизни, когда мы еще не знали, что значит на всегда остаться одному.

Я наконец узнал, что ее зовут Даша. Странно, но спросить имя никто так и не догадался. Возможно, это и не было столь важным. И наш разговор при свечах преследовал совсем иные цели. Сколько же свечей сгорело, пока мы болтали.

Вспоминая прошлое, понимаешь, на сколько ты был счастлив: каждый день, каждую минуту. Как жаль, что тогда мы этого просто не осознавали.

Впервые за эти три года мне было интересно с кем-то вот так просто пообщаться. Впервые мне было весело. Мы смеялись и шутили, грустили и даже плакали. Нам было хорошо вместе. Ирония судьбы, что мы встретились только при таких печальных обстоятельствах.

— Может чаю? — вдруг предложила Даша. — У меня еще осталось несколько пакетиков. — Она встала. — Сейчас, я только за снегом схожу.

Одев сапоги и накинув мою куртку, она скрылась за дверью, на секунду впуская ледяной холод. Огонек свечи колыхнуло, и комната погрузилась в полумрак, подсвечиваемая огнем из печи. Взглянув на стол, я тяжело вздохнул, свеча догорела полностью, но оставалась надежда, что у Даши есть еще парочка в запасе.