Александр Васильев - Наш собственный конец света

«Прости», — мысленно сказал я ему.

Я не могу тебе помочь, это не в моих силах.

«Прости».

Я последним вышел из класса.

Я подобрал ее на дороге. Девушка как девушка, ничего особенного, чуть понурое лицо, поблескивающие от влаги печальные глаза. И перебор в косметике. Совсем молоденькая.

И зачем ей это?

Разговаривала она очень мало, в основном односложно отвечала на вопросы.

Когда я привел ее в свою квартиру, девушка начала еле заметно дрожать.

«Неужели в первый раз?» — подумал я, предлагая ей снять верхнюю одежду и пройти в спальню. Сам, раздевшись, прошел в ванную.

Снял рубашку, ополоснул лицо холодной водой. Взглянул в зеркало. Все такое же мало возмутимое лицо, лишь глаза выдавали боль.

На краю раковины стоял пузырек с таблетками. Этикетка с него была содрана мною в первый же день. Зачем? Не знаю.

Три таблетки, хотя положена одна, спокойно легли на дно пустого желудка, запитые сверху водой из-под крана. Наркотический анальгетик, он начнет действовать только через пятнадцать минут, а пока…

Я вышел из ванной, взял на кухне два бокала и бутылку вина. Прошел в комнату. Каждый шаг, каждое движение отдавалось в моей голове безжалостным ударом по комку нерва. Я пробовал улыбаться. Я знал, что у меня получается, — уже несколько лет я безупречно играю эту роль, — но я все равно боялся, что она увидит ее во мне. Чего боялся, зачем?

— Выпьешь? — спросил я, наливая ей бокал.

Она кивнула и приняла из моих рук искрящееся в лучах заходящего солнца красное вино. Осторожно сделала глоток, поморщилась.

«Сколько же тебе лет? — подумал я. — Хоть восемнадцать-то есть? Я не хочу потом проблем».

— Как оно тебе? — спросил про вино.

— Кислое. Но вкусное.

Я кивнул в знак одобрения. Да, таким оно и было, ни более, ни менее. Это странное вино, но я его очень люблю. Сделал глоток, ощутил, как приятное тепло разлилось по моей груди и осело в желудке. Наркотические анальгетики и алкоголь, я уже предвкушал, как на короткое время я поднимусь на вершину блаженства, а потом сойду по раскаленным углям вниз. Главное, выгнать ее раньше, чем я начну блевать.

Девушка молча делала неуверенные вначале глотки, и спокойно осматривала маленькую комнату, с большим окном, за которым, не спеша, заливая жалкие облака вокруг себя яркими красками, садился пурпурный диск солнца. Она заворожено остановила на нем свой взгляд. Сделала глоток, поморщилась, улыбнулась.

Я проследил за ее взглядом, пожал плечами: ничего особенного, уже насмотрелся за свою одиночную жизнь. Сделал глоток, отметил, что мне уже не так плохо, да и бокал мой пуст. Я взял из рук девушки почти пустой бокал и долил вина, затем налил в свой.

Притянул девушку к себе и осторожно поцеловал. Печаль в ее глазах оставила от поцелуя странный осадок — некую тоску. И я сразу смыл его довольно внушительным глотком.

Она облизала губы, опустила взгляд.

«Так впервые», — мысль осторожно прошлась по закоулкам моего мозга и где-то пропала.

Она пила, я пил, казалось, время остановилось. Солнце не скрылось еще и на половину, но было ощущение, что она смотрит на него уже вечность. Она не хотела того, зачем пришла, но она здесь — что-то ее заставило.

К концу второго бокала в ее глазах появился мутноватый огонек, еще более освещающий печаль. Она улыбнулась, сама поцеловала меня.

Я попросил ее смыть эту нелепую косметику, и, пока она была в ванной, расстелил кровать.

В комнату девушка вошла уже обнаженной.

«Разделась в ванной, — по моему лицу скользнула улыбка. — Не уже ли постеснялась? Хм».

Она осторожно подошла ко мне, страстно поцеловала. Это не был настоящий поцелуй, он был подогрет вином, но мне этого хватило.

Я не заметил, как она расстегнула мне джинсы, и уже через пару секунд я был голым. Все остальное казалось смутно знакомым, не обычным, странным.

Она стояла передо мной, окутанная лучами заката, и казалась не настоящей, фальшивой, грубой подделкой, куклой. В глазах горел пламенный огонь, а желанье было лишь вином. Ни надежды, ни нежных слов. Хотя, что я хочу от проститутки. Но те, что были раньше, все же играли эту роль. А она, она была совсем другой.

Я целовал ее, ласкал. Все это было мне знакомо: ее объятья, ее взгляд, ее поцелуи. Но, если я был с ней раньше, то почему не помню этого.

Она отдалась моему разврату почти целиком, и единственное, что сейчас мне не принадлежало, были ее глаза. Да, в них было пламя страсти, но оно четко освещало всю ее печаль, всю тоску и ненависть к своему делу. С ее уст исходили слова страсти, ее дыхание было пылким, ее действия были необычайно нежны и возбуждающи. Мы были единым целым, казалось, наши чувства стали настолько раскаленными, что свет нашего пламени освещал комнату.