Вадим Караваев - Наследие предков

— В машине, внешний жесткий диск в бардачке.

— Быстро неси сюда!

Выполнение положенных действий у Гены не заняло много времени, и он снова послушно сидел на переднем сиденье служебного авто и бессмысленно смотрел сквозь лобовое стекло на яркое весеннее солнце, отраженное в сотнях маленьких капелек на капоте. Ничего иного во всем мире просто не существовало — капли, солнце — и все…

Человек в черном плаще хлопнул ладонью Гену по спине, когда тот выходил из машины. Гена почему-то сильно закашлялся от вроде несильного хлопка и шатающейся походкой пошел за руль своего «Гелендвагена». Не обратив никакого внимания на отсутствие Саши и Нади в салоне, Гена завел двигатель и тронулся с места. В это время от гаишной машины отъехал наглухо тонированный минивэн «Фольксваген», где на полу без сознания валялись чудаковатые искатели приключений с руками, скованными наручниками за спиной.

Инна все утро тщетно набирала сотовый Гены, но вместо знакомого хрипловатого баса в трубке противно пищали бесконечные гудки. Телефоны Саши и Нади вообще были выключены. Поняв к полудню, что стряслось недоброе, Инна начала звонить во все инстанции.

После ответа дежурного ГИБДД, что «Мерседес» с интересующим номером обнаружен на МКАДе, а в салоне находится неустановленный труп мужчины, дальнейшие события отражались в сознании Инны лишь фрагментарно. Выяснить, что же случилось с Геной, капитану Ланецкой в тот день так и не удалось.

Подходя к припаркованному у обочины такси, боковым зрением девушка заметила стремительно приближающийся автомобиль со встречной полосы, впрочем, осознание факта неизбежного столкновения уже никоим образом не могло повлиять на исход событий. Заместитель начальника следственного управления непосредственный начальник Инны подполковник Шаповалов, управляя новеньким «Фордом-Мондео», вместо того, чтобы сбавить скорость при подъезде к месту службы, изо всех сил надавил на газ и направил свое авто на увиденную им на тротуаре подчиненную. Удар «Форда» пришелся в водительскую дверь такси, отчего водитель совершил стремительный полет по салону, а машину бросило на тротуар метров на пять, снеся подбегающую девушку, словно кеглю.

Сумрак мрачного осеннего леса скрывал силуэт изможденной женской фигуры, шатающейся походкой идущей по еле видимой тропе. Вечерний туман, неясные очертания деревьев, скользкая грязь под ногами, смешанная с комьями опавших полуперегнивших листьев. «Воздух, почему же здесь такой вязкий воздух?» — единственная мысль все же нашла лазейку к сознанию Инны и вырвалась на свободу из толщи инертных пластов психики, словно героический сперматозоид, пробившийся к вожделенной яйцеклетке. Босые ноги коченели от холода и натыкались на острые камни и сучки опавших веток. Периодически накатывала тошнота, вызывая гнетущее чувство боли и безысходности. Девушка падала в грязь, устало плакала, вставала, заворачивалась в грязные лохмотья и продолжала идти.

Мысли о цели этого пути, как и о причинах, почему она здесь оказалась, даже не возникали в голове. Был только настоящий момент, наполненный страданием и безысходностью. Тело бросало в жар, потом он сменялся жутким холодом, потом все чувства перекрывала волна тошноты и так далее. Все суставы тела выкручивало. Хотелось спать, но неясное чувство тревоги и страха не давало возможности остановиться. Ни дня, ни ночи, ни каких-то иных критериев течения времени в этом месте не было.

Иногда на тропинке возникал рваный фрагментарный образ Гены, он смотрел себе под ноги. Инна кричала ему, что было сил, звала его, но он отворачивался и таял в тумане. Встречался не только Гена. Иногда рядом с тропой сидел спецназовец с четками в руках, что-то бормочущий себе под нос, или же мимо проходила супруга капитана Куренного Галина, оборачивалась и провожала Инну грустным проникновенным взглядом. В эти недолгие мгновения боль в теле проходила и ноги более не натыкались на острые камни. Подойти же к кому-то из них было невозможно — тропа сама затягивала вперед в черную бесконечную череду отчаяния, боли и безысходности.

Дни, недели, месяцы, годы, десятилетия жизни сжались до размеров нескольких десятков метров однообразной ужасающей картины, будто поставленной на функцию «repeat» в адском кинопроекторе. Только все ощущения давались не опосредованно, как отклики в теле, а напрямую отождествлялись с внутренним «я». Сознание не делало различие между категориями «мысли», «тело», «боль», «тяжесть», «холод». Это все было одно и одновременно, без конца и без начала. Тьма вокруг с каждым шагом сгущалась все сильнее, видимость становилась хуже, а неприятные ощущения в теле открывались в новых оттенках.