Роберт Стайн - Сын Слэппи

Я обнял тетю Аду и пожал руку дяде Джошу. Ноа показал мне язык и издал неприличный звук.

— Ноа, это так ты здороваешься с кузеном? — нахмурилась тетя Ада.

Он засмеялся.

— Да. — И снова издал такой же звук.

Дядя Джош только головой покачал. Они с тетей Адой — полные противоположности. Она худощавая и болтает без умолку. Он же — толстенный и молчаливый. Я всегда думал, что они похожи на соль и перец. Даже волосы у нее черные, а у него седые.

У Ноа круглая детская физиономия, коротко стриженные каштановые волосы, торчащие как пушок на яйце, и торчащие передние зубы, придающие ему сходства с кроликом Багзом Банни. Он всегда носит мешковатые футболки и шорты. Штанов он не жалует.

Я занял место рядом с Рэйчел. Она постукивала ложкой по тарелке, ожидая, когда ей нальют супа. Рэйчел страшно нетерпелива за едой.

Мама разлила суп. Затем она сказала:

— Джексон, расскажи тете Аде, как тебе понравился купленный ею свитер.

Я открыл рот, чтобы сказать… но голова вдруг стала тяжелой. Я почувствовал себя очень странно.

— Шикарный свитер, — сказал я тете. — Я его даже не надеваю. Я использую его вместо носового платка.

— Вместо чего?! — распахнула рот тетя Ада.

— Да, я сопли в него высмаркиваю, — сказал я.

Ноа был единственным, кто засмеялся. Папа уронил ложку. Рэйчел вытаращилась на меня, как на невиданного зверя.

Мама прищурилась:

— Джексон! Это была шутка?

— Твой суп шутка, — сказал я. — Я блевал с жратвы и получше!

Ахнув, мама чуть не свалилась со стула. Ноа поперхнулся супом. Тетя Ада хлопнула его по спине.

Я говорил эти чудовищные вещи и ничего не мог с собой поделать.

Слэппи был у меня в голове. Он полностью управлял мной. Это были его ужасные шутки, а он заставлял говорить их меня.

Я не мог остановиться. Я зачерпнул ложку горохового супа.

— В жизни не видывал такого дерьмища, — сообщил я.

И повернулся к дяде Джошу:

— Ты действительно такой жирный? Или кто-то надувает тебя по утрам? Не тебя ли я видел вместо дирижабля на параде в честь Дня Благодарения?

Он нахмурился. Посмотрел на мою мать. Было видно, что он сконфужен.

— Прости, — сказал я. — Ты не жирный. Ты СЛИШКОМ ТОЛСТ, чтобы назвать тебя просто жирным. Где ты шмотками затариваешься? В магазине «Боровок»?

Тетя Ада вскочила. При этом она задела тарелку, и суп забрызгал скатерть.

— Джексон, это совсем на тебя не похоже! — вскричала она. — Не могу поверить, что ты такой грубиян.

— А я не могу поверить, что ты такая уродина, — парировал я. — Ты берешь уроки уродства?

— Ну хватит! — завопила мама. Она тоже вскочила, подлетела ко мне и положила руку мне на лоб. — Ты сам не свой. Тут что-то неладное. Ты заболел?

Я стряхнул ее руку.

— Привыкай, — сказал я. — Привык же я к твоей шимпанзячьей образине. Ты такой родилась, или это тебя машиной шарахнуло?

Я повернулся к папе.

— А ты вообще как из ужастика вылез. Давно в зеркало гляделся?

— Джексон, хватит! — рявкнул он. — Тебя кто-то подбил всех оскорблять?

— А тебя кто-то подбил быть таким кретином? — ответил я. — Тебе вроде бы тридцать шесть, но это твой возраст или уровень интеллекта?

Я погрузил ложку в суп и плеснул им в лицо Ноа. Тот испуганно взвизгнул.

Тут уж все повскакивали на ноги. Мама и папа взяли меня за плечи и вытолкали из столовой.

— Ты что, спятил? — бушевал папа. — Ты в своем уме?

— Может, вызвать врача? — спрашивала мама дрожащим голосом.

— Он плохой. Он стал плохим! — восклицала Рэйчел. Широкая улыбка играла на ее лице.

Папа отвел меня к лестнице.

— Ступай в свою комнату. Сиди там, пока не будешь готов вернуться и попросить прощения?

— Держи карман шире, — сказал я.

Они следили, как я поднимался по лестнице, что-то бормоча и качая головами.

Я ввалился в свою комнату. Голова, казалось, сейчас лопнет. Все кошмарные вещи, что я успел наговорить, так и звучали в ней.

Я поднял глаза на Слэппи, примостившегося на моей кровати.

Он ухмыльнулся мне:

— Как прошел ужин, сынок?

Я бросился через всю комнату и сгреб Слэппи за плечи. И затряс, затряс изо всех сил.

Из его открытого рта вырвалось хихиканье.

Я шваркнул его спиной в стену. Моя грудь вздымалась. Я с трудом дышал.

— Не называй меня сыном, — сказал я.

Он снова захихикал.

Как такое может быть? Он же просто кукла. Он сделан из дерева и пластмассы.

Снизу доносились голоса. Все говорили наперебой.

— Послушай их, — сказал я. — Послушай, как они огорчены. Они хотят показать меня врачу. Они знают, что я так себя не веду. Они знают, что я говорил это не от чистого сердца.