Йон Линдквист - Химмельстранд. Место первое [Литрес]

– Раз, два… три!

Диск прошел сквозь сучок неожиданно легко, и Дональду надо было притормозить бревно захватом, но он хотел показать отцу большой палец и не удержал захват одной рукой. Отец потерял равновесие и упал ничком.

Всю оставшуюся жизнь Дональд будет возвращаться к этой роковой секунде. Конечно, было невыносимо жарко, пот и опилочная пыль застилали глаза, отец тоже устал и потерял бдительность… но почему? Почему диск прошел как сквозь масло через упрямый сучок, где три минуты назад застрял?

Это и было главной причиной, а не то, что Дональд выронил захват и не удержал распиленное бревно. Это и было главной причиной, что отец не удержался, упал на стол – и мощным полуметровым диском циркулярной пилы ему отрезало обе кисти.

Дональд в первое мгновение не понял, что произошло. Отец сполз со стола и стоял на коленях. Из отрезанных рук пульсирующим фонтаном хлестала кровь. Алая струя достигала до бешено вращающегося диска пилы, который разбрасывал кровь по всему цеху. Несколько капель попали Дональду на лицо и руки, и только тогда он осознал случившееся, и сердце провалилось сквозь диафрагму.

На подгибающихся ногах он подбежал к отцу. Тот попытался встать с колен, но не смог. Сел и прислонился к стене.

Фонтан крови бил и бил, теперь все было в крови – и руки, и лицо… на рабочих брюках быстро расплывалось темное пятно.

– Папа… папа!

– Дональд, – еле слышно прошептал отец. – Сдави… перетяни…

Дональд в панике огляделся – ни веревки, ни ремня, ничего такого, из чего можно было бы сделать жгут. Его чуть не вырвало, когда он увидел отцовские кисти на столе в кровавом комке опилок. Их рубашки…

Рубашки!

Они оставили их во дворе, повесили на дерево. Дональд, задыхаясь, выскочил во двор, потянул на себя рубашки и громко всхлипнул, когда его старая рубаха зацепилась рукавом за сучок.

Дернул изо всех сил. Рукав оторвался, и он помчался назад, в цех.

Открывшаяся картина выжжена на сетчатке на всю жизнь.

Отец из последних сил встал. Он вышел из цеха и замер в дверях, словно его остановили льющиеся с неба потоки света. Он поднял руки к небу, кровь залила лицо, и только глаза страшно белели сквозь кровавую маску. Постоял так несколько секунд и упал на колени. Уже ничто в нем не напоминало отца. Страшный, кровавый призрак.

Дональд заставил себя подбежать и начал трясущимися руками лихорадочно стягивать предплечья. Кровь уже не била фонтаном, текла медленными ручейками.

– Папа, папа… ну пожалуйста, папа…

Отец словно не видел его. Он смотрел в небо, тело его медленно и страшно вздрагивало. Дональду удалось остановить кровотечение на одной руке.

Может быть, может быть, может быть…

Все вокруг исчезло. Уже не пели птицы, солнце погасло. Во всем мире был только он, Дональд, который должен любой ценой не дать последним каплям крови покинуть тело отца.

Он уже оторвал рукав от отцовской рубахи, изготовился наложить жгут на вторую руку… но у отца отвалилась челюсть, взгляд помутнел. Он успел только прошептать: «Мой… мальчик…» Последняя судорога сотрясла его тело, и он затих.

Дональд кричал, плакал, перетянул жгутом вторую руку, умолял отца открыть глаза, сказать что-то, не оставлять его одного.

Ничто не помогало. Руки его были красны от крови. Он поднялся на ноги и тупо посмотрел на диск пилы – тот по-прежнему вращался с монотонным воем на единственной доступной ему ноте. На ватных ногах подошел к рубильнику и выключил ток. Подумал, не положить ли отпиленные руки рядом с отцом, но понял, что не сможет к ним прикоснуться. Пошел и сел в кабину грузовика.

Он долго сидел, не шевелясь, отупевший от горя и страха, лишь изредка поглядывая на пустое водительское место – а вдруг отец вернулся? Вдруг все ему только приснилось, и сейчас они поедут домой как ни в чем не бывало?

Дело уже шло к закату. Взгляд упал на коробку с завтраком на полу. Он поднял, открыл крышку и увидел, что там лежат их обычные бутерброды, завернутые в вощеную бумагу, а сверху – плитка шоколада. Большая плитка дорогого швейцарского шоколада с орехами, его любимого, шоколада, который они почти никогда не покупали из-за цены.

Сейчас они сидели бы с отцом рядом на уступе скалы. Нашли бы местечко в тени – усталые, довольные сделанной нелегкой работой. Разломили бы плитку пополам и медленно, с наслаждением ели…

Дональд начал всхлипывать, потом зарыдал и продолжал плакать с плиткой дорогого шоколада в руке, пока на большой дороге не остановился грузовик и он не рассказал все, что произошло.