Клайв Баркер - Алые песнопения [litres]

– Окей, – сказал Гарри, обернувшись к своим товарищам. – Проследите за тем, чтобы Норма выбралась отсюда в целости и сохранности.

– Никуда она не пойдёт, – послышался голос Нотчи.

Гарри обернулся к солдату, вперил в него глаза и заговорил, обращаясь при этом к Норме:

– Норма, ты же сказала, что эти парни – командные игроки. Без тебя мы не уйдём. Так что скажи-ка этой сраной горе отвалить, иначе мы эту сраную гору подвинем.

– Не стоит мне угрожать, – предупредил демон. – У меня приказ от повелителя. Солдат свой пост не бросает.

Норма повернулась к Нотчи и взяла его за бугристую, оплетённую венами руку.

– Мне нужно идти. Спасибо, что берёг меня. Спасибо вам всем. Но ваш повелитель приказал оставаться здесь вам, а не мне.

Остальные солдаты попытались возразить, но попыткой всё и закончилось: как только Норма закрыла глаза, они заснули мёртвым сном.

– Норма! Хренасе! – воскликнул Кез. – Я даже не знал, что ты так умеешь.

– У старушки всё ещё осталось несколько козырей, – сказала Норма. – Правда, мне бы очень хотелось, чтобы они сработали и на их владыке – тогда бы этот балаган сразу закончился. Но сил у него – дай Бог.

– Где он? – спросил Гарри.

Норма повернулась к дверям и грациозным жестом указала туда, где скрылся Жрец Ада.

– Ясно, – кивнул Гарри. – Норма, пойдёшь с Кезом, Ланой и Дейлом.

– Гарри, не стоит. Идём вместе.

– Не могу.

– Гарольд, ты что, серьезно? – удивился Кез. – Да забудь ты о нём. Валим отсюда на хрен.

Гарри вглядывался в глубь зала Люцифера.

– Я должен это увидеть, – сказал он.

– Нет, ты должен посмотреть, – покачал головой Дейл.

– Да идите же вы, – махнул им Гарри. – Со мной всё будет в порядке.

Норма поцеловала Гарри в щеку, а затем обернулась к Разорителям, и те сразу же повели её к лестнице.

– И чтоб вернулся, блять, – сказал Кез.

– Вернёшься – с тебя подробности! – крикнула Лана.

– Тут я пас, – поёжился Дейл. – Я на такие кошмары тут насмотрелся, что на две жизни хватит. Увидимся наверху, Гарри. Надеюсь, буквально, а не метафорично.

Гарри молча проводил друзей взглядом. Когда они скрылись из виду, он обернулся к разбитым дверям, набрал полную грудь воздуха и переступил порог зала, в котором его ждала встреча с самим Дьяволом.

Гарри погрузился в огромный техногенный лабиринт, занимавший весь подвал святилища. Его татуировки пульсировали и вели его в обход участков с потенциально смертельной машинерией. Он медленно петлял между инфернальных аппаратов, а со лба его градом катился пот. Дойдёт ли он до конца? Он не знал. Пока татуировки вели Гарри проходами этого механического кошмара, он задумался о другом. Вся эта чертовщина началась с того, как ему в руки попалась головоломка, простое изобретение скромного игрушечника. После этого его жизнь превратилась в череду загадок и лабиринтов – как материальных, так и умозрительных, но каждый из них был сложным до безумия.

Д'Амур надеялся, что после этого приключения (чем бы оно не закончилось) ему не придётся решать никаких головоломок – дай Бог, до конца жизни. Только ему это подумалось, как татуировки подсказали Гарри повернуть за угол – как оказалось, последний на его пути: он увидел киновита, и перед демоном на мраморном троне восседал сам Владыка Преисподней. Глаза Люцифера были открыты, но они ничего не видели.

– Мёртв, – проговорил Жрец. – Властитель Ада мёртв.

Гарри подошёл поближе. Он присмотрелся к бездвижному телу, и стало очевидно, что, несмотря на всю вычурную резьбу, трон Дьявола был не чем иным, как затейливым креслом смерти. Машинерия, которую он миновал по пути, соединялась с этим смертоносным троном. Всю комнату спроектировали для активации веера из лезвий – каждое было длиной с копьё, и установили их так, что их скопище по форме напоминало павлиний хвост. Эти клинки пронизали Дьявола слева, справа, снизу и вышли в идеальной симметрии.

Лезвия располагались очень близко друг к дружке, но безупречно продуманно – из одной только головы выходили семнадцать клинков, и сверкающие острия творили вокруг головы нимб, расходившийся лучами по семь-восемь дюймов. Кровь из семнадцати ран прочертила на лице Дьявола тёмные извилины и багряным пятном засохла в белёсых кудрях. Господи, как же красив он был: черты лица почти славянские – высокие скулы, орлиный нос, нетронутый морщинами лоб и губы, в чьих изгибах в одинаковой мере читались и чувственность, и безмятежность. Рот был слегка приоткрыт, как будто в миг, когда машина для самоубийства пронзила Люцифера своим арсеналом, он испустил последний вздох.