Александр Уваров - Пять из пяти [СИ]

Ткань вспыхнула. На сцене разгорался огонь.

— А теперь? — спросила она.

— Сбрасывай куртку, — ответил я. — Мы будем играть — двое одновременно. И будем скульпторами друг для друга. И ещё… возьми краску. Только два тюбика… Возьми любой. Мы же актёры… Грим, понимаешь? Нужен грим… Один для меня оставь…

Я протянул ей тюбики с краской.

И начал раздеваться.

Белый песок на обочине дороги налип на ботинки.

Каждый мой шаг сопровождало тихое, навязчивое шуршание.

Они услышали звуки моих шагов и замолчали.

— Господа!

Крик мой не пробился сквозь туман, увяз и растаял.

Но они были рядом, совсем рядом. Они должны были меня слышать.

Ответа я не дождался.

— Я к вам… Вам актёры нужны? Меня пригласили!

Я сделал шаг вперёд — и увидел в расступающихся волнах тумана размытый контур автомобиля. Приземистого, грифельно-серого, брюхом настороженно прижавшегося к дороге.

Мигнуло тусклое серебро стекла — я подошёл к машине.

Распахнулась дверь — спереди, справа.

Лёгкий запах табака, тихая музыка. Кажется, что-то из «Волшебной флейты»…

— А мы стекло не опускаем, прислушиваемся. Вдруг заблудится гость дорогой.

Голос низкий, хриплый. Точно — один из тех, что я слышал.

«Они как будто простужены».

И точно: человек, наполовину высунувшийся из машины мне навстречу, держался одной рукой за горло, а второй поправлял серый пуховый шарф, плотно обмотанный вокруг шеи.

«Лето же! Пиво холодное пили?»

Человек кивком показал на на заднюю дверь.

— Садись сзади, — выдавил он. — Там уже есть один… актёр…

— С горлом нелады? — спросил я, открывая дверь.

— С головой у меня нелады, — ответил встречавший меня. — Повесили нас с Коляном на днях… на репетиции. Вот и хрипим оба… Колян — это водитель, да. Хороший водитель, да головой крутить ему тяжело. Нам теперь выступать нельзя. Пока не вылечимся. А вообще мы — акробаты. Хорошие акробаты, да… Садись, актёр, не стой. Мы только вас двоих забираем. Так что ехать… пора.

Я сел в машину и захлопнул дверь.

— Хорошая машина, да… А у нас крепления страховок сорвались. Халтурщики эти ассистенты, да…

Водитель завёл машину, и баюкающее, колыбельное тепло прошло по салону.

Нависший над сценой занавес охватило пламя, оранжевая волна огня хлынула в зал, подгоняемая сквозящим, воющим, поминутно усиливающимся ветром — и испепеляющие огненные столбы взвились вверх, к дрогнувшим в звон люстрам.

Мы стояли в кольце пожара и тела наши казались багровыми, распухшими, как будто распираемыми изнутри подогретой на огне кровью.

Зал освещён был теперь до самых дальних своих уголков последним, красно-оранжевым светом и треск раздираемой огнём обивки сидений казался мне громом аплодисментов.

— Пора! — закричал я.

Вероника кивнула. Она задыхалась, кожа её сжималась в предчувствии ожогов.

Она спешила умереть. Страх остаться стал для неё невыносимым.

Она ударила меня ножом — в живот.

Еле-еле.

— Ты так и кожу не проткнёшь, — укоризненно сказал я ей. — Нельзя так поступать. Ты оставишь меня одного в театре, а это неправильно…

Я приложил лезвие к ложбинке между грудей — и повёл вниз.

Она вскрикнула, попыталась отпрянуть, но второй рукой я схватил её за плечо, удержав на месте.

— Стой… Смотри… Вот так надо, так!

Мне казалось, что кровь её, едва вытекая из раны, сразу же свёртывается в палящей жаре.

— Я попытаюсь…

Мы услышали страшный, нарастающий треск и грохот.

— Там!

Она показала пальцем на стену огня за моей спиной.

— Колосники рушатся, — сказал я. — Ещё минута, две… Не больше…

В отчаянии она ударила меня кончиком лезвия в горло. Слюна моя стала кисло-солёной, и чёрные мушки закружились перед глазами.

«Нельзя терять сознание, нельзя!..»

Я обхватил её за талию, чтобы удержать от бегства в огонь глупую её плоть — и резал, резал, ударами с размаху взрезал кожу, вскрывал ей живот.

Она же в ответ — словно пилой водила ножом по моей груди…

Дождь жёлтых искр сыпался на нас. Мир превратился в сжимающуюся, сдавливающую нас со всех сторон на пятачке несгоревшей сцены огненную сферу.

Воздуха было всё меньше.

— Ну, умрём же мы когда-нибудь? — шептала она. — Я уже не могу… когда-нибудь…

Огонь подобрался вплотную — и бросился на нас, накрывая слепящим, оранжевым светом.

Нож выпал у меня из рук.

Я сидел на заднем сиденье. Молчание моё было неловким и напряжённым. Я водил пальцем по велюровой серой обивке.