Александр Уваров - Пять из пяти [СИ]

У него вдруг горлом пошла кровь.

— Тоже мне — прокурор!

Я засунул руки в карманы и, насвистывая, пошёл прочь.

В другой сон.

В том сне было хуже. Я бродил между каких-то сараев, гаражей, собранных в беспорядке зловонных мусорных контейнеров.

Где-то рядом мяукала кошка — противно, надоедливо, надсадно.

Я шёл и шёл, уходя всё дальше в темноту, а она всё время была рядом.

И мяукала… будто просила чего-то.

— Да заткнись же ты, тварь!

Я поднял с земли осколок кирпича.

И начался ещё один сон.

Но его я уже не запомнил… Он был какой-то совсем уж несвязный. Кажется, кто-то подбегал ко мне, тряс, пытался ударить по щеке.

Чепуха…

Я проспал завтрак.

Был день выступления Вероники.

Я открыл глаза и сразу же решил, что уже очень поздно. Потому что выспался.

Прежде будили нас довольно рано (для меня — так очень рано) и пробуждение было тяжёлым.

В тот день меня не разбудил никто.

Голова не болела, была ясной и чистой. Томление позднего утра.

Наскоро умывшись и одевшись, стал ходить я по клетке, ожидаю завтрака. Сам себе напоминал я заброшенного, забытого в зоопарке зверя. Голодного.

Время от времени доставал я часы Карлика.

Сначала было около одиннадцати часов утра (кажется, без десяти одиннадцать).

«Чёрт знает что! — подумал я. — Совсем про нас забыли…»

Через некоторое время я ещё раз посмотрел на часы.

Почти двенадцать.

«Полдень!»

Живот урчал. Беспокойство охватывало меня.

«А, может, не нас, а только меня забыли? Может, выступление Вероники настолько сложное, такая масштабная требуется подготовка, что за хлопотами и делами… Да нет, чепуха! К подготовке выступления могли бы привлечь ассистентов, клоунов, акробатов, рабочих сцены, в крайнем случае — пару охранников. Пару, но не всех! И уж точно не стали бы отвлекать от работы поваров и раздатчиков… Что-то не так!»

Ещё через десять минут голод усилился до крайности (кормить стали куда вкусней прежнего и разнообразней, но на ужин порции отмеряли всё так же скудно… боялись, видимо, того, что объедание на сон грядущий может привести к ненужному ночному возбуждению и дурным полночным фантазиям… да у меня и так, при маленьких порциях, бред истекал из мозга еженощно, непрестанно). Появилась слабость, руки сделались ватными и пальцы едва шевелились.

«И сколько можно ждать? Нас и в самом деле бросили, забыли… Но это же невозможно! Невозможно! Пять из пяти… Да, пять из пяти — и никаких исключений! Могут забыть кого угодно: скульптора, распорядителя, администратора, да хоть самого директора. Но актёра забыть… Даже двух актёров… Нет, это немыслимо! Сезон же не закрыт, в клубе идут представления. Кого они выпустят на сцену? Кого сегодня, в семь часов вечера они выпустят на сцену, если не Веронику? Кого через два дня, если не меня? Нет, нет! Сцена не может быть пустой. Пустота невозможна, её нет, не бывает, не должно быть. Стены не удержаться, обрушатся. Клуб рухнет…»

И тут догадка, страшная, невыносимо ясная догадка пришла ко мне.

«Нет…»

Я испугался. Испугался того, что понял, осознал. Почувствовал, ощутил. Догадался!

«Клуб?.. Да нет, так не бывает!»

От слабости ли, от напряжения, от тревоги ли, от нахлынувшей ли обиды на несправедливую до крайности, до невыносимой крайности судьбу — захотелось плакать. Плакать.

Реветь в голос северной белухой!

«Так нечестно!»

Нет, невозможно это себе представить! Клуб, который жил, дышал, кровоточил, творил годы, десятилетия… кто знает, может, и века — вдруг пропал? Исчез? Вот так пропал, растворился в воздухе вместе со всей своей историей, сценариями, представлениями, славой, могильными плитами, отнятыми жизнями, капканом схвачеными душами, клоунами и скульпторами, директором и распорядителем? И оставил лишь стены, пустоту внутри этих стен, и нас — двух не сыгравших свои роли актёров? Нет, не хочу! Не хочу, чтобы было так, так всё произошло, так всё закончилось. Я ведь я пришёл, пришёл сюда — чтобы выступить, выйти на сцену, чтобы получить сови сорок минут, свой зал, свои аплодисменты, я готовился к этому, ждал этого, хотел именно этого и ничего другого… И где? Где это всё? За что мне это? Почему клуб покинул меня?

Я подошёл к решётке. Смотрел на стены полутёмного коридора и прислушивался к звукам… Которых не было!

Я хотел бы их услышать, хотел бы прислушаться к ним, хотел уловить хоть какое-то колебание воздуха, хоть что-то, пусть отдалённо напоминающее звук шагов, дыхания, речи… Жизни, движения… Ничего!