Иван Белов - Заступа

— Что тут, Яков? — голос усатого отдавал сталью.

— Личности подозрительные, — отозвался грубиян со шрамом. — Вот, задержали.

— Задержали, — передразнил усатый. — Ты, харя, не видишь благородную даму? — он приложил пальцы к шляпе с ободранным пером и представился, обращаясь исключительно к Бернадетте. — Ротмистр Александр Вахрамеев, пятый рейтарский, «Черная рота».

Бучила посмотрел на хлыща искоса. Надо же, «Черная рота», в душу ети, только их тут для полного счастья и не хватало. Особое подразделение Новгородской республики: охота на приблудную нелюдь, выслеживание инакомыслящих, подавление бунтов и крестьянских восстаний. Изуверы, мучители и палачи. Сброд, готовый к самой грязной работе. Ими даже армейские брезгуют. Надо держать ухо в остро. Теперь ясно, почему псины не испугались вурдалака, натасканы любую нечисть клочьями грязными рвать.

— Бернадетта, графиня Лаваль, — ведьма обворожительно улыбнулась.

— Весьма рад встрече, сударыня, — ротмистр поклонился в седле. — Могу увидеть дворянскую грамоту? Прошу прощения, сударыня, служба.

— Понимаю, — Лаваль расстегнула верхнюю пуговку камзола, демонстрируя нежные полушария белых грудей, и извлекла гербовый дворянский знак на цепочке, золото и эмаль, щит с алой розой, поддерживаемый орлом и грифоном. Тонкая и искусная работа, подделать которую практически невозможно.

— Еще раз прошу простить мою наглость, сударыня, — Вахрамеев остался доволен увиденным. — Гуляете?

— Приобщаюсь к жизни простого народа, а тут ужасные собаки и еще более ужасные неотесанные мужики, — графиня ткнула пальцем в Якова и наябедничала. — Вот этот меня оскорбил.

— Матушка, не вели казнить, обознался, — Яков рухнул на колени.

— По морде деревенщину угостите, сударыня, — разрешил ротмистр. — Дурак, какой с него спрос? Вы уж простите великодушно его.

— Да чего уж, прощаю, — отмахнулась графиня.

— А это с вами кто, челядь? — ротмистр небрежно кивнул на Руха и Дарью.

— Жена бортника местного, Дарья, а я Заступа села Нелюдово, Рух Бучила, — Рух снял капюшон. Всхрапнули кони, люди взволнованно зашумели, лязгнула сталь.

— Упырь? — прищурился Вахрамеев.

— Вурдалак.

— Заступа?

— Мне повторить?

— От митрополита разрешение есть? — ротмистр опустил ладонь на рукоять палаша.

— Не, сам по себе херней тут страдаю и кровь у младенчиков православных пью, — отозвался Бучила и тут же успокоил. — Закон знаю, все честь по чести. Поезжай со сворой в Нелюдово, старейшины подтвердят, у них и бумага красивая с печатями есть.

— Я за него ручаюсь, ротмистр, — поспешно вклинилась Лаваль.

— Воля ваша, сударыня, — Вахрамеев прикрыл блудливые глазки. — Путешествуйте в странной компании, но я обязан предупредить — в окрестностях замечены падальщики.

Бучила напрягся. Безоблачный летний день приобрел тошнотворные ароматы свернувшейся крови, горелых костей и тухлого мяса. Падальщики. Болезнь, взявшаяся из ниоткуда, лет двести назад. Первая вспышка в Ливонии, вторая в Московии и дальше по всему свету. Кто-то говорил зараза в воздухе, кто — то в воде. Люди в одночасье сходили с ума и убивали сохранивших разум родичей, соседей, друзей. Безумцы вымазывались кровью, пожирали еще живые тела и сбивались в стаи подобных себе. Дикари, человекоядцы и трупоеды, уничтожающие все на пути. Новый бич божий. Падальщики появлялись из предрассветной дымки, убивали, насиловали и грабили, оставляя после себя пепелища и голые кости. Так близко к Новгороду ни разу не появлялись и вот тебе на.

— Откуда? — спросил Рух, чувствуя горький привкус на языке.

— Пятнадцатого числа у Заборья накрыли огромную стаю, — сообщил ротмистр. — Образин двести, с бабами и детьми. Перлись в сторону Старой Руссы. Лесная стража их выследила, а мы прижали ублюдков к реке и посекли. Две «Черные сотни» и драгунский эскадрон из полка князя Багге. Славное было дело, доложу я вам, господа. Не поверите, рука устала рубить. Сущие дьяволы! Бросались как одержимые, ни страха, ни самосохранения. Наших полегло восемнадцать человек. Поручика Зимина на моих глазах разорвали в куски вместе с лошадью, до сих пор как глаза закрою, красное все. А он мне две гривны остался должен, прохвост. Падлятины накрошили изрядно, но десятка три прорвались и ушли по воде. Сукины дети! Третий день в седле из-за них, задница ноет, простите, сударыня.

— Ничего не слышал, — признался Бучила. За потрахушками забыл обо всем. А если бы дикари приперлись в село? Вот тебе и Заступа…