С привкусом пепла
Над лесом расплывалось умиротворяющее, сонное марево. Легкий ветерок поглаживал островерхиеелки, утреннее солнышко на исходе апреля припекало совершенно по-летнему, словно стремясь восполнить тепло, вытянутое из земли небывало морозной зимой страшного сорок первого года. Пахло прелой сыростью и сосновой смолой. Крикливая сорока-истеричка скакнула по ветке, повела черным глазом, и яростно затрещала, увидев чужих.
Группа смертельно усталых людей прижалась к земле. Позади, зыбким кошмаром, остался ночной переход по заболоченной чаще. Четверо в советских маскхалатах цвета хаки с большими коричневыми кляксами, пятый – мужчина старше сорока, с худощавым лицом, заросшим седой щетиной, одетый в шикарный костюм, твидовуюкепку-восьмиклинку и серое, измызганное грязью пальто. Звали его Виктор Павлович Зотов, группе разведки так же известный под кодовым именем «Лис».
Зотов, пользуясь негаданной передышкой, рухнул на спину и с наслаждением вытянул гудящие ноги. Черт. Брюки вывозил травой и жирной, масляно лоснящейся глиной, пальто умудрился разорвать об острую ветку, из дыры сиротливо торчал кусок ватинной подкладки. Переодеться болван не успел, уходил в дикой спешке, в итоге угробив костюм за полторы сотни казенных рейхсмарок. Руки ощутимо дрожали. Проклятущая трясучка привязалась в самом начале войны, став постоянным назойливым спутником. Чуть понервничаешь, или нахлынут неприятные воспоминания и привет. Стакан не удержишь. Хорошо медицина на такое сейчас внимания не обращает, а то бы списали на пенсию, несмотря на боевой опыт и былые заслуги.
Лейтенант Миша Карпин, худощавый, жилистый разведчик с костистым лицом, прижал палец к губам и ужом пополз по толстому ковру перепрелой листвы. Зотов проводил его завистливым взглядом. Эх молодость, столько дней в пути, а сил у летехи на пятерых. Зотову он сразу понравился. Двадцати пяти нет, но хватка у парня крепкая, дело знает. Глаза умные, внимательные, цепкие, с каплей необходимого в его работе безумия. В себе уверен, решения принимает быстро и верно, голос тихий и веский.
Правее, за стволом упавшей березы, притаился рядовой Валера Капустин. Лицо у него по-детски округлое, розовое, с умилительными ямочками на пухлых щеках, глаза огромные, удивленно расширенные, с пушистыми, девичьими ресницами. С таким лицом в армию брать не должны, иначе немцы непременно распустят слух, будто большевики мобилизуют детей. Скандал мирового масштаба. Капустин - радист, святая святых разведывательно-диверсионных подразделений, с коротковолновым горбом передатчика «Северок» за спиной.
Старшина Акишин, самый возрастной в группе Карпина, сибиряк с хитрым прищуром, морщинистым лицом и выгоревшими на солнце усами, молча развернулся и взял тылы под прицел своего «Дягтеря». Все звали старшину просто – Егорычем. Было в нем что-то монументальное, основательное, родное. Даже пахло от него иначе, не порохом и потом, а горьковатой полынью, медом и табаком. Движения у него неспешные, плавные, пальцыс прокуренными до желтизны, толстыми, слоистыми ногтями удивительно ловкие.
Лейтенант подполз к Сашке Волжину. Сашка парень боевой, в карман за словом не лезет, держится независимо и развязно. Весь в движении, в разудалом напоре, сгусток жизни и хорошего настроения, в речи козыряет характерными жиганскими присказками: «начальничек», «кодла», «сукой буду». Привычка цикать слюной сквозь сжатые зубы. На урку не похож, так, городская шпана. Судя по говору, откуда-то с юга. Ростов? Краснодар?
Разведчики перебросились парой фраз, Карпин жестом велел подтянуться.
Место для встречи с партизанским связным выбрали максимальноуединенное, вдали от сел и дорог. Лес поредел, разлапистые елки сменились молодой березовой рощей. Группа залегла на опушке и лейтенант тихонечко выматерился. Нужного хутора не было. За вспаханным полем черным пятном разметалось огромное пепелище с остатками горелого сруба и закопченой печью, устремленной в беззаботносиние небеса. Уцелели крохотная банька, стоящая на отшибе, плетень и ворота, на которых мерно покачивались под порывами ветра три мертвеца. Дистанция метров сто, толком не разглядеть.И тишина, только трясогузка чивкала, скача на картофельнике по комьям подсохшей земли. Зотов ненавидел тишину, в тишине всегда таится что-то зловещее.
– Ну твою же мать, вот что за денек сегодня такой? – Карпин сунул Зотову бинокль.
Читать дальше