– Посигналь ей! Пусть идет обратно, – тетя Таня придвинулась к краю кресла, протянула руку к рулю и вдавила клаксон.
Её примеру последовало еще несколько водителей. Под канонадой из разнообразных, но одинаково мерзких сигналов, старушка продолжала идти. Она даже не изменилась в лице, словно не слышала гневна водителей.
– Вот, старая кобыла, – тетя Таня крутила рычаг открывания окна обеими руками.
– Не надо, Таня, – сказал дядя Миша, – вдруг кто услышит из врачей.
Тетя Таня оставила рычаг и повернулась. У нее горели уши.
– Ты что же, меня стесняешься? – она судорожно качала головой и это походило на метание маятника, не знающего как остановиться.
– Нет, – тихо сказал дядя Миша, – просто не удобно перед коллегами.
– Не удобно ему! Может мне вообще из машины выйти? – Её руки метнулись ввысь, почти дотронулись до крыши машины. Она ёрзала на сидении, словно ей что-то мешалось, словно в задницу вцепилась блоха. – Так ты скажи, я выйду.
– Уже почти приехали, – сказал дядя Миша как-то грустно и подавлено.
– Вот и молчи, крути баранку! Поехали, чего встал?
Пока тетя Таня закатывала истерику, кто-то из водителей, помог старушке перейти дорогу. Теперь она стояла на тротуаре, копошилась в сумочке, а зонтик висел за спиной, напоминая шляпку мухомора. Синего и старого.
Старенький Фольксваген Жук резко остановился, разбрызгивая лужу на парковке двора больницы для душевнобольных. Антон ударился лбом о спинку кресла, тетя Таня дернулась вперед, но ремень безопасности натянулся, словно струна и вернул её обратно. Если бы она не пристегнулась, то наверняка расшибла лицо, сломала нос и лишилась пары зубов.
Так дядя Миша показывал свой характер и недовольство поведением своей жены.
– Ты что дурной? – сказала она и хлопнула его по плечу.
На дощечке, приколоченной к стене, черной краской начерчена фамилия дяди Миши. Это его персональное место. Такие были почти у всех врачей. Рядом с дощечкой, на стене, красным фломастером дописано: «мразь». Антон улыбнулся. Третий раз он видел эту надпись и третий раз слышал, как дядя Миша в полголоса бранился.
Тетя Таня сказала:
– Ну а чего ты ругаешься? Наверное, тем, кто это писал, виднее. Они-то точно знают, что ты из себя представляешь.
Дядя Миша злобно глянул на нее, но ничего не ответил, зато хлопнул дверью, выходя из машины. Антон подумал, окажись сейчас у дяди Миши в руке зонт, а рядом бездомная собака, то он выместил на ней злобу и недовольство тетей Таней. Но зонта и собаки не оказалось, дядя Миша молча пошел к крыльцу.
Антон сам тащил чемодан. Волок по сырому асфальту, оставляя серую дорожку и две неглубокие полоски от металлических ножек. Он не думал, что у него так много вещей и считал, что достаточно было взять футболку, шорты да кеды, чтобы ходить по длинным коридорам больницы. Он даже не подумал о зимней одежде, скомканной и скиданной в чемодан жесткой рукой тети Тани.
На стене у крыльца нарисован доктор Айболит и зайчик с перевязанной головой. Картинка казалась бы вполне подходящей для детского отделения больницы умалишенных, если не знать, что Айболит лечил исключительно зверей. А поскольку художники не могли не знать о специализации Айболита, сомнений не было – эта картинка насмешка над больными. Антон еще в прошлое посещение отметил, что у зайчика оторвано одно ухо, а у Айболита из кармана халата торчал серый ремешок, уж очень похожий на второе ухо бедного зайца.
Глядя на табличку, с названием клиники, Антон подумал: «зачем разделять детское отделение от взрослого, если в итоге всех держат в одной больнице?»
С дядей Мишей поздоровался охранник и разрешил не надевать бахилы. Взглянул на Антона и с сочувствием покачал головой. Антон показал ему язык.
Они подошли к ближайшему кабинету, всего в десяти шагах от каморки охранника. На двери написано: «Старший врач отделения – Чехов Петр Борисович». Дядя Миша поправил галстук, выпрямил спину, поднял подбородок и вошел не стуча. Антон с тетей Таней остались в коридоре, сидеть на коричневой кушетке, напомнившей Антону историю, приключившуюся много месяцев назад.
Дядя Миша в белом халате встречал их у порога. Охранник делал вид, что читал газету, сам же украдкой наблюдал за Антоном поверх газеты. Тетя Таня в то утро нервничала, от нее пахло валерьянкой, а на голове, в волосах торчал гусиный пух из подушки. Дядя Миша проводил их до кабинета старшего врача и велел ждать. Кроме них тут была женщина с синими мешками под глазами, взъерошенными волосами и измазанными помадой губами. Она сидела на кушетке, махала ногами и держала за руку бабушку в очках.
Читать дальше