Юрий Литвин - Stiffen corpses - Жизнь и работа коченеющих трупов [СИ]

Вот не вспомню, кто же первым придумал ездить с Лотерейным Билетом, я или все-таки Чукки? Или нет… Витал. Да, точно он. Идея проста, берешь кусочек бумаги, пишешь на нем счастливый номер, садишься в Дикий Троллейбус и едешь. Если проехал нормально, номерок действительно считается счастливым и бумажку можно есть. Если же нет, и ты попадешь на Контролеров, более того, если в перестрелке с Контролерами тебя не убивают, тогда эту бумажку жрет тот, кто все это придумал. Вспомнить бы еще того, кто придумал не на бумажках цифры рисовать, а носках…

Наверное, тоже Витал. Потому что точно помню, как он их жрал. И еще если б свои, а то он свои пожалел, а чьи-то дырявые по приколу около Ближней Остановки нашел, и потом давился ими в Комнате № 246.

Ну вот, довспоминался, а у меня и краска кончилась как раз. А хотел еще столько покрасить. Люблю это дело, под него и вспоминается хорошо, и…

Закряхтев, я поднялся на ноги, отошел на несколько шагов и полюбовался на свою работу. Забор получился, что надо. Желтенький, как настоящий японец. Теперь подожду, пока высохнет, и напишу черным: Stiffen Corpses — the best! Или Joseph Tween Lee — the best! Или и то и другое. Видно будет.

— Как тебе? — поинтересовался я у Прозорливого Иностранца, шелестящего газетой.

Он втянул воздух ноздрями, и сказав:

— Пахнет грозой! — растворился в этом же чистом деревенском воздухе вместе со своей трубкой, а также газетой и шезлонгом.

Прозорливый Иностранец немного ошибся, пахло не грозой, а грязным кимоно старика Мицусито — хозяина заборчика. Я быстро спрятал перепачканные краской руки в карманы и стал удивленно рассматривать свежее перекрашенный забор, типа «надо же, только вчера был беленький, а теперь как ты старик, стал желтеньким. Вот же подлецы! Что это за грязные намеки?»

— Что за грязные намеки? — взревел старый ниндзя и стал яростно биться головой о калитку.

«Началось», — подумал я и снова оказался прав, действительно началось. Сначала старик просто повалил забор на землю, а затем принялся втаптывать его в землю, изредка разбивая открытой ладонью подпрыгивающие доски. Ладони стали еще желтее, чем были, и старик Мицусито взъярился еще больше.

Через несколько томительных и наполненных смыслом минут от заборчика осталась только оцинкованная калитка. Мицусито мрачно взглянул сначала на меня, потом на свой курятник, все взвесил, и выбрал курятник. Скрывшись внутри, он явно принес в жертву пару-тройку кудахтающих особей, потом уже немного успокоенный вышел наружу, поджег свой Молитвенный Домик и с чувством выполненного долга закрылся в сортире с видом смертельно уставшего человека.

Я мысленно пожелал ему успеха и не вынимая рук из карманов пошел вдоль по улице дальше. Как-то незаметно ко мне снова присоединился Прозорливый Иностранец, на сей раз в одежде для гольфа, но без своей дурацкой клюшки.

— Я тоже заметил, что у местных жителей весьма крутой нрав и обостренное чувство собственного достоинства.

— Вам как иностранцу, это сразу бросилось в глаза или спустя какое-то время? — спросил я.

— Да, примерно, на третий день какой-то взлохмаченный тип швырнул в меня пузырек с серной кислотой. К счастью промахнулся, иначе я не имел бы радости общаться с вами Джозеф. У этого бедолаги было по семь пальцев на всех руках, что видимо никак не способствует меткости попаданий…

— Это был Семипалый Джек, милейшее создание. Я вас представлю друг другу и вы вместе посмеетесь над этим недоразумением… Кстати, наш милейший Хэнгмен все грозиться сделать из него Шестипалого Джека. Такой, знаете ли, забавник!

— О, да! — просиял мой иностранный собеседник.

Мы еще немного поболтали ни о чем, потом появился Пивец и пригласил нас ужинать. И мы пошли ужинать, Пивец расстарался и приготовил любимое блюдо Прозорливого Иностранца — сосиски с кровью. Сосиски тут делают замечательные, а кровь! Пальчики оближешь, она тут у нас благодаря Питомнику всегда первейшей свежести. Парная!

Во время ужина Пивец прислуживал нам из-под стола и допивал сливаемые туда же излишки Кабаньих Напитков, при этом он увеличивался в размерах буквально на глазах и скоро перестал под столом помещаться. Увидев высовывающиеся наружу раздутые ноги, я понял, что наужинался и желаю отдохнуть перед вечерней записью, а потому извинившись перед гостем уже совсем было собрался в спальню, но тут в гостиную влетел через окно какой-то странный истошно орущий предмет на металлической цепи.

— Тревога! Тревога! Строиться на подоконниках! — орал предмет и я узнал сушеную Голову, потому передумал спать и просто сказал вслух: