Андрей Сенников - Врастая кровью

«Но как же?» — удивилась Оксана. — «Какой в этом смысл?»

«Особенно — если это никому не нужно», — сказал Димка, помолчал и добавил, — «И нет у любви никакого смысла. Как крыльев…»

Глаза его провалились чернотой, остатки волос сползли на лоб почерневшими струпьями. Борозды от осколков, затянуло шевелящимся мхом. Кожа сморщилась и почернела, роняя полупрозрачные чешуйки в рыжую хвою. Жгуты мышц распались в бледные, извилистые корни, источающие слабый грибной запах. Челюсть отвалилась. Темнота в зияющем проёме вытолкнула наружу низкорослую фигурку в длинной — до пят, — рубахе: узкие плечи, спутанные пегие космы закрывали половину сморщенного как печёное яблоко лица; агатовый глаз влажно сверкнул среди глубоких морщин, щель рта надломилась.

Олман-Ма-Тай заговорила. Морщины на лице старухи задёргались, на сморщенной шее в вырезе рубахи натянулись жилы. Женщина затрясла головой, выплёвывая звуки и вытянула руку вперёд, продолжая что-то выкрикивать надтреснутым голосом.

Указательного пальца у неё не было.

С обрубка капала чёрная кровь…

— Ты ничего не можешь изменить! — разобрала Оксана…

…Она очнулась от холода, по пояс в воде. В панике захлопала ладонями по вялым, потерявшим упругость, бортам. Берег нависал над головой чёрными кронами деревьев. Небо очистилось, лунный свет лёг на воду дорожкой зеленоватого серебра и упирался в спущенный борт, зацепившейся-таки за что-то острое в воде. Кия тайком, по-воровски выгребла из лодки то немногое, что Степан посчитал нужным дать Оксане с собой. Вёсла уныло обвисли в уключинах. Она перевалилась через борт и ударилась коленями о близкое дно. Оскальзываясь на илистых камнях, торопливо выбралась на берег. В тряпичных туфлях чавкало. Вода текла с одежды ручьями. Телефоны, не подавали признаков жизни.

Оксана тяжело опустилась на колени, глядя в чёрную воду. В боку кто-то ковырялся раскалёнными пальцами. Повязка сползла. Крупная дрожь сотрясала окоченевшее тело. Она никогда отсюда не выберется. Станет деталью пейзажа. Неряшливым мазком на холсте. Артефактом, вроде глиняного черепка с глазурью на каменной россыпи, отшлифованной растаявшим ледником. Она умрёт здесь… Безликом месте, похожем на десятки других по обоим берегам равнодушной речки: узкий галечный берег; плотная стена леса; заросли тальника, спускающиеся к самой воде. На физических картах такие места закрашивают однотонной до оскомины зелёной краской. Извивы речной линии неотличимы друг от друга. Просторное кладбище, размером с парочку Франций…

Вопль ужаса — близкий и тонкий, как вязальная спица, — проткнул Оксану насквозь. Она съежилась в комок, но грохот первого же выстрела сшиб её лицом вперёд, на камни. Сергачёв! Он вернулся! Он нашёл её, чтобы убить…

Пальцы в ране сжались в кулак. Выстрелы раздавались один за одним. Голову рвало от грохота. Мама! Мамочка!..

Оксана вскочила на ноги и тяжело побежала по берегу. Стрельба прекратилась, но крики — сначала резкие, громкие, потом сдавленные, — толкали в спину. Тянулись за ней шлейфом, сковывали движения, как в кошмарном сне. Она не разбирала дороги. Слёзы залили лицо. В груди жгло огнём. Ноги подгибались. Деревья на берегу скрипели и раскачивались. Вода в реке волновалась, и серебряные блики скатывались с гребней, выползая на берег и застывая серыми мёртвыми голышами. Дыхание сбилось. Воздух с хныканьем рвался сквозь стиснутые зубы, застревал в пересохшем горле короткими всхлипами…

А потом берег встал перед ней стеной. Оксана врезалась в него грудью, со всего маху, неловко подвернув руки, и проехав щекой по холодным камням. Темнота в глазах стала беспросветной и плотной, беззвучной, но они были там. Иссохшие просьбы, увядшие мольбы, полуистлевшие желания. Душное облако умерших грёз, прогорклых сожалений, и пыльных раскаяний. Где-то в нём прятался Димка, искалеченный, неживой и бесконечно любимый беззаветной детской любовью, безутешной и преданной, как обещание, которое никогда не будет выполнено…

«С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них…»

Кровью?! Кровью?!!

Глаза Оксаны под закрытыми веками беспокойно задвигались.

На берег, из-за деревьев, в полосу лунного света скользнула корявая, кособокая тень…

Чикче (тельмуч.) — парнишка, иногда употребляется в значении несмышлёныш, молокосос (здесь и далее, даны переводы с несуществующего языка вымышленной народности)