Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

– Отсоси у него, – голос окреп, но мысли путались, словно их забыли вынуть из петли, – и не будет никакого заявления, и вешаться тоже не буду.

Обидчик побледнел, насколько может побледнеть чеченец, задрожал, опустился на колени и ткнулся в мошонку обалдевшего пацана.

– Не увиливай! Давай, давай, – руководила Маруся, внезапно ей стало смешно, она захохотала, тут же закашлялась. Умора! Тошнота! Девушка выбежала из прачечной, глотая смех, слёзы, боль и разочарование. Лучше бы её не спасали!

Теперь чёрные дни наступили для Нурлиева. За один час он потерял своё могущество, а за неделю хихиканий и издёвок превратился во вздрагивающего от любого громкого звука неврастеника. Маруся старалась не попадаться ему на глаза, потому что читала там кровавую ненависть. И когда внезапно из-за угла гаража, когда она проходила мимо, на неё что-то кинулось, пронзая плечо болью, закричала в ужасе, забилась… Но не она одна проходила мимо гаража…

Асура судили. Когда она вернулась из больницы с аккуратным шрамиком под левой лопаткой, интернат встретил её как героиню или великомученицу. Первое время даже воспитатели невзначай забывали на её тумбочке конфеты и пряники. А её тошнило от подобной заботы. Она знала – всё известно. Сплетни живучи. А она полная дура, юродивая, висельница!

В больнице она терпела боль и думала – что дальше? Скомканные половики провоняли, навсегда определив её судьбу. Всё ушло. Обесчещенная, ощутившая боль смертных судорог, предательство, бесстыжая, интернатская – кто это? Как трудно – Я. Но ведь Я – это совсем другое, и страшно понимать, что два разных «Я» – одно. Маруся в очередной раз приземлялась на лапы. Она неплохо закончила десятилетку и, выходя из здания, где провела около трёх лет, даже не оглянулась. Девчата звали в швейную шарагу. Она поступила в филиал педагогического института на факультет физкультуры, ума хватило узнать, что сирот там принимают с поблажкой.

Общаговские лишения и проблемы переносились легче, нежели у других и слились в один твёрдый, как клеймо, сплав – нищета. Сплав, правда, имел две серебряные жилы: более интеллектуальное общение и независимость, позволяющая углубляться в мечты. Всё ушло тоже. Осталась продуваемая ветрами хибара, обещания о новом жилье, забота о пище и одежде, работа, мотоцикл… На третьем курсе во время летних каникул Маруся выгодно устроилась на работу проводником на маршруте Новокузнецк – Симферополь, где пригодились и физическая закалка и психология интерната, а главное – умение выторговывать. После работы остались яркие воспоминания о красивых южных городах, до сих пор ассоциирующиеся названием с мешками белья, выгодные знакомства и связи, а так же – мотоцикл как символ будущего. Единственная ПРИНАДЛЕЖАЩАЯ ЕЙ вещь. Выход из скомканных половиков.

Возможно, она хочет всего и сразу, но хоть желания-то можно иметь?! Деньги – выход к мечте, средства добывания их – проблема сугубо индивидуальная, как и мечта – у каждого своя. И разве мужчины хуже воровства? Кто торгует водкой, телом – занят очень важным делом. Но позволить себе такое, как сегодня со Спортсменом – искорка во тьме. Имя этой искорки – женщина.

Уже засыпая, Маруся видела тяжёлые тучи над Спящим Драконом, разрывы между ними казались пустыми глазницами и ухмыляющимся провалом рта гигантской маски Бэтмена. Руки затекли, что-то громоздкое налипло на них. Барс! Конечно, Барс! Она хочет положить его, но не знает куда – вокруг горит земля, пахнет дымом… Зевнув, Маруся отвернулась и, прижавшись спиной к тёплому боку мужчины, высвободила руку. На миг сознание ещё раз прояснилось, подсказав, что она не может видеть ни Спящего Дракона, ни горящей земли, потому что находится на сеновале на чердаке в доме старого Ачола, и затем вновь ввернуло в пучину сновидений, где всё было не так, где часть естества не принимала схемы и ждала того, что ещё не было найдено. Искорки. Любви.

Вечер промелькнул, как минута. Встречая съезжающий с парома автобус, Маруся ещё не знала, сколько их – участников экспедиции, и кого по просьбе провидца Анчола она должна «привести в гости». Мужчины расквартировались быстро, и проблема отпала сама собой. Командир и Балагур ответили на приглашение дяди Коли – участкового, Шурик и Спортсмен остановились у ветхой бабки Паштук. Почему остался в одиночестве Молчун? Возможно, ему было всё равно где спать. Маруся вгляделась в хмурое, тяжёлое, словно высеченное из камня лицо. Морщины на лбу, подобно глубоким волнам, сходились и расходились над переносицей; редкие, как бы выщипанные брови, замутнённые глаза, упрямый, хищный нос с горбинкой, припухшие, слегка обвисшие над широкими скулами щёки и как бы срезанный, прямой подбородок под резко-бледными губами. Словно имеешь дело с хорошо сконструированным роботом, по ошибке наделённым невысоким ростом и жилисто-худощавым торсом.