Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

– Эй! Зови остальных!

Почти дошедший до рюкзаков Молчун обернулся, увидел торчащую в кабине командирскую рожу и неторопливо сунул в губы сигарету:

– На кой? – спросил, прикуривая.

– Золото в ящиках. Будем выбрасывать через окно, а вы оттаскивайте к деревьям!

– Ага. Понятно. Боря. Борис! Где ты? – Молчун медленно шагнул за дерево, исчез из зоны видимости и сразу, резко пригнувшись, схватил заранее оставленный там автомат и затаился, вглядываясь и продолжая кричать. – Где тебя носит? Иван Николаевич зовёт!

– Иду! – Балагур выбежал из зарослей кислицы и ивняка.

«Он что, с автоматом по ягоду ходил?» Наконец-то! Двое. О девчонке можно не беспокоиться, на выстрелы прибежит. И ничего, что Молчун временно исчез за деревом, Иван был уверен, что тот вот-вот выйдет обратно и получит причитающиеся ему пули. А пока – толстяк! Тот спешно бежал к вертолёту, отмахиваясь от веток. Пожалуй, слишком спешно.

Бортовский вытолкнул в окно дуло, стеганул по кустам одиночными и тут же перевёл прицел на дерево, где, по его расчётам, должен был появиться афганец. Того не было. Иван вновь развернул автомат к кустам. И в это время очередь из леса забарабанила по корпусу кабины, разбивая осколки торчащих стекол. Бортовский инстинктивно отшатнулся, пригнулся, точно определил, откуда стреляют, и застрочил по дереву.

Пули рвали кору, Молчун перекатился за другое дерево, посмотрел – как там Борис. Тот не зря торопился. До того как Иван успел выстрелить, он сумел, пригнувшись, скрыться под хвостом вертолёта. Однако вовремя прикрыл его отход! Если бы Командир не гнался сразу за двумя зайцами, корреспонденту пришлось бы туго. Но Молчун отвёл огонь на себя. Где же Шурик? Что он делает? Стоит и наблюдает? Жив ли ещё? Не ожидал, что Бортовский потянет за собой в вертолёт кого-то из них. Всё из-за двери. Заклинило, чёрт бы её… Как там девушка? Случилось самое худшее из предположений – Командир не темнил, он просто делал своё дело. А когда закончил, настала пора убрать свидетелей. Если бы не те двое в вертолёте, Молчун уже отстрелил бы Ивану полбашки. Но лейтенант был нужен живым. Выстрелив ещё раз наугад поверх кабины, Молчун перекатился на старое место. Борис должен подойти под самое окно, пока Бортовский отвлечён перестрелкой, и попытаться выстрелами испортить или выбить автомат. Даже если попадёт в руки – ничего.

Иван растерялся и рассвирепел. Они провели его! Каким-то чудом провели! Ну, ничего! Он вынул раненую руку из повязки на шее, чтобы было удобнее стрелять. Рано или поздно они высунутся, и тогда он покажет! Пряча голову и корпус, он продолжал неторопливо обстреливать деревья, срезая пулями ветки, и не предполагая, что в двух шагах за перегородкой Маруся ждёт, когда у него кончатся патроны в обойме. Ей совсем не хотелось в упор получить пару дырочек в живот. Бортовский вырвал пустой магазин, нет времени перезаряжать, у афганца тоже должна опустеть. Пока он там за деревом возится… Взорвать всё к такой-то матери! Пока граната летит – успеет перезаря… Полез за пазуху, и тут же сразу раздалось:

– Руки вверх!

Он обернулся и в нескольких сантиметрах от лица увидел дуло пистолета, за ним бесконечно далеко тянулись руки, врастающие в плечи проводника.

– Руки вверх, ублюдок! – повторила Маруся, решительно закусив губу, и бледная, как сама смерть.

Иван поднял руку, чувствуя, как пот струится из подмышек. Блефует! Что она может, девчонка? Надеясь на внезапность, он схватился за выставленные с пистолетом руки, отводя их в сторону. Выстрел, оглушая, вдребезги распылил потрескавшееся окно напротив, и тут же острая боль пронзила все нервные окончания, ворвалась в мозг и заставила кричать и сгибаться. Маруся ещё раз пнула его в пах, вырвалась и устало стряхнула с глаз налипшую чёлку, продолжая держать под прицелом голову складывающегося пополам Командира.

– Как у вас тут? – в окне появился взволнованный Молчун. – Стекло так бабахнуло! Что с ним?

– Будет знать, как хвататься! – остервенело ответила девушка.

Шурик воспринимал действительность смутно. В полубреду ощущал, как его поднимают, усаживают в липкое кресло, хлещут по щекам, из фляжки льют воду на лицо. Разламывался затылок, каскад боли прильнул к скуле, вернув ей чувствительность и расползаясь багрово-синюшным пятном с кровоподтёком. Почему-то ныло плечо. Прикосновение заботливых рук было настолько неприятным, словно его окунали в раствор для пломбирования зубов. Он приходил в себя, но никак не мог расстаться с ужасом, успевшим присниться. Он бежит, догоняет что-то, пытается поднять и видит собственную голову…