Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

В лесу было намного темнее, чем на опушке. Остатки солнечного света скрадывались, застревали, дробились ветвями, расползались по пожелтевшей листве берёз. Густая, по колено трава буйствовала запахами, благоухала свежестью, выстреливала кузнечиками и подобной мелкотой. Готовясь ко сну, шелестели в кронах птицы и белки, отвлекая внимание шорохами. Темень приближалась с каждым шагом. Незаметно и робко зажигались звёзды, неподвижные, если смотреть на них стоя. Но если брести напролом, как сейчас, звёзды подпрыгивают, словно привязанные к месяцу на незаметных ниточках света.

Как-то неожиданно Шурик остался один. Только что колыхалась впереди широкая спина Ивана, повернула за ствол и исчезла. Куда они бредут? Зачем? Что можно разглядеть в копошащейся темноте? Слабое журчание справа подсказало – они подходят к реке. Почему именно такой путь выбрали Молчун с Командиром? По идее бандиты должны сейчас улепётывать в глухомань. Или нет? Сашка окончательно растерялся. Противно ныли ноги, отказываясь шагать дальше. Комариный писк и зуд как его следствие стали такими привычными, что лень было поднять руку, почесаться, отмахнуться. Шурик распустил стянутые в хвостик волосы на затылке: пусть теперь попробуют добраться сзади до шеи. Чёрные смолёные пряди будут им преградой. Он ещё немного постоял, пытаясь отдышаться. Когда шум в висках стих, напустились темень и глушь. Комары, птицы, кузнечики, конечно, не соответствовали нормам тишины. Но запахи, резкие и какие-то объёмистые, напоминали – тайга. Куда испарились эти Сусанины? Сашка решил подождать. Вернутся, найдут. Он потерял направление, ожидая что вот-вот рядом появятся люди, знакомые лица. Но со всех сторон, куда бы ни поворачивался, давили тёмные молчаливые деревья. Заблудился? Да ну, стоит только выйти на шум реки и по берегу можно будет дошкандыбать до пасеки. Но на берег не тянуло. Вспомнился огромный и мокрый медведь, переплывающий бурлящую речку будто ручей. Вдруг он захочет повторить попытку? Выйдешь к реке, а там мишка с бо-о-ольшим ротиком.

Но идти надо, не торчать же здесь всю ночь. Так и уснуть можно. Шурик преодолел апатичный зевок и желание свернуться калачиком в сочно благоухающей траве. Достал сигареты. Курить не хотелось, но надо же чем-то себя занять. Чиркнул спичкой – та, вспыхнув, сломалась. Вторая оказалась прочнее. Прикуривая, Шурик заметил нечто похожее на спину Ивана. Спина неровно припадая, двигалась к реке метрах в восьми.

– Эй! – окликнул Шурик, крик показался ему необычайно громким и ненужным.

Человек обернулся. При затяжке огонёк сигареты вспыхнул и чуть осветил его. Но и этого было достаточно, чтобы понять – перед ним не Бортовский и, тем более, не Молчун. Обезображенное, одноглазое лицо показалось неприятно-вызывающей маской из третьесортного фильма ужасов. Сашка отшатнулся и механически схватился за автомат. «Ему меня видно! Сигарета! Огонь! Свет!» – пронеслось в голове.

– Кто здэс? Пэхан, ти? Гныда! Бросить хочэшь? Я тэбю из-под зэмля достану, – фигура приближалась, прихрамывая.

…У Газона всё расплывалось перед глазами, слишком много крови он потерял, а та продолжала сочиться. Штаны, будто обмочился, неприятно липли к ноге. Шатаясь от дерева к дереву, облокачиваясь об стволы, Рустам двигался навстречу окрику. Голос всё ещё звучал в ушах, но расстояния настолько удлинились, ориентиры смешались, что лишь через две минуты он сообразил: крик совсем не напоминает голос Петра. В трёх-четырёх шагах прятался за ствол лиственницы патлатый мальчишка. Ещё немного времени, и Газон узнал его – из тех. Автомат казался тяжёлым, словно целиком сделанным из гранита. Где остальные? Где… Достали, падлы! Нашли!

…Если бы сутки назад на него вот так наставили оружие, Шурик бы посмеялся над шуткой, ну, в крайнем случае, попытался бы бежать. А как бежать, если ноги устали и не слушаются, если в организм уже давно закралась дрёма? В него сегодня уже целились. Там, на пасеке, два трупа. Очень просто из него, Шурика, сейчас могут сделать ещё один. Какое-то время он пытался вжаться в шершавый ствол, укрыться, сдаться. За что его хотят убить? Что он сделал? Внезапно похолодало. Сейчас уродливый истукан выстрелит… А дальше? Будет ли оно вообще – дальше? Шурик вновь попятился. Неуверенно поднял взгляд от нацеленного на него автомата и встретился с холодным, непроницаемым глазом. Там не было смысла, выражения, только тупая жажда крови, в которой читался приговор.