Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

– Мы уже вынесли тело. Проходи в дом, – пригласил Балагур и вдруг заговорщески приблизился. – Со Спортсменом что-то не того… Ещё ни слова не произнёс.

– Тебя бы так отделали, – обиделась за Толика Маруся, нащупала брошенные вещи. – Пойду оденусь.

– Зачем? Ты мне такая нравишься, – Борис состроил сальную ухмылку.

– Бабник, – парировала Маруся.

– Каждый мужчина имеет полное моральное право глазеть на то, что ему сами показывают.

– Всё равно – бабник.

Как хорошо, что есть Балагур! И скоро придут Шурик и Молчун! Как спокойно с ними! Придут ли? Стреляли. Не случилось бы чего.

– Как себя чувствуешь? – поднимаясь в избу, спросила.

Спортсмен мрачно кивнул, затягиваясь, не отрывая глаз от какой-то, только ему известной, точки вдали.

– Я и кровь убрал, – суетился Балагур. – Не бойся. Мало-мало порядок навёл. Жрать-то надо.

В домике было темно. Какое там электричество – ни свечки, ни звёздочки.

– Не споткнись, – советовал Балагур, – осторожно! Осколки убрал, но как знать… А ты босиком. В такой темнотище можно и не заметить.

– Может, дашь одеться?

– Я это… – Балагур смутился, – пойду костёр раскочегаривать. Супчик сварим. Есть охота. Вещи твои вот на этой кровати. Только, хм…

– Знаю. Разорваны. Выбросил?

– Здесь же положил. Тут иголка с ниткой, всегда с собой… Ладно, – он хлопнул дверью.

Всё. Надо приводить себя в порядок. Что бы ни случилось – жизнь, падла, пока продолжается. Мужиков надо чем-то покормить. Поди не всё изверги сожрали? Прочь страхи и призраки. Этот день ещё надо доживать. Она оделась. Потом долго хлопотала с Балагуром вокруг костра, собирала, ломала ветки. Вдвоём они сходили к реке, принесли воды. Маруся осторожно поглядывала на место, где должна быть лужа крови. Пусто. И Ферапонт не караулил у спуска. Зачерпнули котелком из реки, установили козлы, поставили греть. Всё время Спортсмен не покидал крыльца, выкуривая одну сигарету за другой, пытаясь этим как-то унять сушь и жжение в глотке. Маруся сжалась, нашарила в темноте свой рюкзак, не успевший побывать в лапах у бандитов. Вынула одну из не распроданных бутылок водки, на ощупь пересчитала, осталось ещё два. Всё вроде бы в порядке. И деньги на столе оставили. Вот ещё бы ружьё пашкино! Он же за него голову оторвёт!

Спортсмен перебрался поближе к костру. С благодарностью, но ничуть не удивившись, принял протянутую в кружке водку. Выпил, сжался от боли, облизнул пылающие после спиртного губы и опять закурил, глядя в огонь. Маруся начистила большую часть привезённой с собой картошки, покрошила в котёл, попросила его открыть пару банок тушёнки. Терпеливо орудуя консервным ножом, Спортсмен выполнил просьбу, а она села зашивать порванные трусики. А как быть? Всё равно носить нечего. Весь гардероб остался на лыжной базе.

– Возьми, – Спортсмен протянул открытые банки.

– Вывали сам.

Похлебка бурлила, напоминая о себе запахом неприхотливой еды. Голодным желудкам было не до претензий. Появился запачканный землей Борис, склонился, понюхал, произнёс банальность насчёт «не забыли ли посолить», и вновь исчез за избушкой. По звукам оттуда никто не сомневался в его занятости. Занятости делом неприятным, но необходимым.

– Маруська, – позвал Спортсмен. – Что же это происходит?

– До свадьбы заживёт.

– Фиг с ней, с мордой. Даже жалеть нечего, – он достал из кармана выбитую золотую челюсть, покрутил в пальцах и вернул обратно. – Плохо мне. Болит всё. Может, ещё плеснёшь?

Девушка покорно принесла водки, подумала и налила себе тоже.

– Ничего не понимаю, – жаловался Спортсмен. – Все провода перепутались. Временами даже не помню: где я? кто я?

– Пройдёт, – Маруся заканчивала штопку и искала повод, чтобы уйти в избу переодеться. Но Спортсмена как прорвало:

– Нога вот. Может и правда – вывих? В горле першит. Кто меня сегодня только не мутузил? – отхлебнул ещё глоток, сморщился. – Уродом наверняка останусь, как тот, одноглазый, – зажал глаз ладонью, покаркал смеясь.

Девушка старалась не смотреть на его лицо, на кровавые прожилки в глазах, выглядывающих из вздутий, на искривлённый нос, провал рта, безобразного без верхней челюсти, окаймлённого вспухшими порванными губами. Рыжая щетина напоминала ржавчину. Спортсмен быстро пьянел, но продолжал пить, запрокидывал голову, дёргая маленьким кадыком. В такие моменты чётко проступали глубокие ранки на горле.

– Зачем, спрашивается, в тайгу попёрся? Чего я здесь не видел? Из-за тебя. Так. Вот. А теперь? Кому с такой образиной нужен? Отворачиваешься? Смотри! Ты меня больше не любишь, да? Не нравлюсь такой?