Дэвид Шоу - Черные крылья Ктулху [Истории из вселенной Лавкрафта]

Ему снилось, что он проснулся, оделся и вернулся в отель. Во сне он ощущал себя пассажиром внутри собственного тела, заводным устройством. Воздух в помещении застоялся, как будто его много дней не проветривали. Впрочем, что-то было не так: его квартира казалась не настоящей, а кем-то тщательно скопированной, вроде сценической декорации. Некоторые предметы выглядели слишком четкими, прочие сливались с фоном. Сахар в стеклянной сахарнице светился и пульсировал, то ярко вспыхивая, то пригасая. За окнами свинцовые тучи царапали крыши, радиоантенны вибрировали, передавая сигнал, который отзывался в голове. Зубы сводило, словно от скрежета металла о металл, из носа пошла кровь.

Першинг открыл дверь ванной и встал на пороге. Перед ним зияла пещера. Тьма вздымалась, источая влажную вонь, словно пещера была гнойником в сердце какой-то органической массы. Волны пурпурной радиации колебались на расстоянии фута или, возможно, миль, из глубин доносился звонкий скрежет, как при столкновении ледяных глыб.

— Это не пещера, — сказал Бобби Силвер. Он стоял внутри, окруженный тенями, которые заставляли его морщинистое лицо сиять подобно стеклянной сахарнице. — Мы под открытым небом. Сейчас около полуночи по местному времени. Впрочем, в основном мы живем под землей. Нам нравится темнота.

— Где? — прошелестел он сухими губами.

— А то ты не знаешь, — рассмеялся Слай. — Не придуривайся, братишка, мы несколько месяцев внедряли это в твой мозг…

— Невозможно, я никогда не снимаю мою шапочку из фольги.

— …наша система вращается вокруг коричневой звезды, и там холодно, поэтому мы гнездимся в холмах и курганах, которые образуют зиккураты и пирамиды. Чтобы не замерзнуть, мы плаваем в крови, выжимая ее из слабых, словно сок из апельсина.

Першинг узнал голос из отверстия.

— Ты ненастоящий. Почему ты притворяешься Бобби Силвером?

— Если я сниму это, ты перестанешь меня воспринимать. Снять?

Слай ухмыльнулся, схватил себя за щеку и потянул. С хлюпаньем плоть растянулась, словно ириска. Слай подмигнул, отпустил пальцы, и кожа вернулась на место.

— Самое важное внутри. Узнаешь, когда мы придем за тобой.

— Я не хочу ничего знать, — сказал Першинг. Ему хотелось с криком броситься наутек, но это был сон, и, не в силах сдвинуться с места, он мог только возмущенно бормотать.

— Нет, Перси, хочешь, — промолвила Этель сзади. — Мы тебя любим.

Он резко обернулся, и Этель улыбнулась ему мягкой, нежной улыбкой, которую он помнил так хорошо и которая являлась ему во снах. Затем она положила ладони ему на глаза и толкнула его во тьму.

Он прожил у Ванды неделю, словно преступник, нашедший приют в церкви. К несчастью, это позволило ей вообразить невесть что (хотя он и сам толком не знал, что она должна вообразить), но ему любой ценой требовалась передышка от жаркого, внушающего ужас ада, в который превратилась его квартира. До этого времени он ночевал у Ванды меньше дюжины раз. Впрочем, она никак не прокомментировала его переселение.

Двадцать шестой день рождения Джимми выпал на воскресенье. После утренней службы в лютеранской церкви Ванды, красивого кирпичного здания в пяти минутах от отеля «Палаш», Першинг уединился на тихой автостоянке для персонала и позвонил ему.

Джимми хотел стать архитектором с первого класса. В конце концов он стал строителем, что представлялось Першингу родственной специальностью, впрочем, его мучило подозрение, что Джимми так не думает. Сейчас сын жил в Калифорнии и сезонно перемещался по западному побережью вслед за работой. Першинг поздравил его и сказал, что открытка в пути. Он надеялся, сын не заметит вчерашнего штампа на марке, — он вспомнил о дне рождения только вчера и заскочил на почту перед самым закрытием.

В обычном состоянии он таких вещей не забывал: открытки, телефонные звонки, редкие визиты Лизы-Анны в те времена, когда она училась в Беркли. Ее отчим, Бартон Инглз-третий, был спонсором ее колледжа, и это неизменно злило Першинга, чей доход позволял лишь изредка навещать дочь и присылать ей время от времени небольшой чек. Окончив университет, Лиза-Анна работала в агентстве по временному найму в Сан-Франциско, и ее скромная по тамошним меркам зарплата, к стыду Першинга, превышала его пенсию.

К концу разговора, после поздравлений и непременных расспросов о превосходной калифорнийской погоде и работе, Джимми сказал:

— Пап, мне неприятно начинать этот разговор, но…

— Ну, ну, чего ты хочешь? Только не говори, что денег.