Чад Луцке - О приютах и мухах

Я вижу, что Сэм искренне любит людей и пытается им помогать. Даже от тех, кто ее обидел, она просто удаляется — не ищет, как отомстить, не желает зла, а просто уходит и все. Она называет таких людей 'токсичными'. И в этом есть своя логика.

В итоге мы сидим под раскидистой плакучей ивой — самой большой из всех, что я когда-либо видел, — уже стемнело и под кваканье лягушек вышла луна, а на зеркальной поверхности воды отражается небо. Некоторые, наверное, назвали бы это романтичным.

Сэм заговаривает о том, как иронично, что у нас с собой есть постельные принадлежности: у меня подушка, у нее спальный мешок, и что мы сидим под луной и сама природа укрывает нас и дает место, где можно улечься. Мы делим между собой мою подушку и ее спальник, беремся за руки. Сэм говорит о судьбе и тому подобном, но я почти все пропускаю мимо ушей. В ее словах есть глубокий смысл — это потрясно, — и, хотя я почти ничего не понимаю, я чувствую красоту. Будто это стихи.

Будь я постарше, мы бы, наверное, целовались под луной, но нам хватает того, что мы просто лежим и разговариваем — двое ребят, которые оказались на разных этапах своей жизни и вглядываются сквозь гнетущий туман настоящего в будущее, что лучится яркими надеждами. В этот момент у нас есть именно то, чего мы хотим.

Наступает ночь, уже, должно быть, поздно, потому что мне хочется спать. А потом Сэм сжимает мою руку и говорит:

— Споки, Дэнни. Сладких снов.

Я тоже желаю ей спокойной ночи и сладких снов, а потом у меня выступают слезы. Но она об этом не догадывается. Я отворачиваюсь от нее и задерживаю дыхание, чуть не давлюсь; я знаю, что если не буду этого делать, то совсем разрыдаюсь. Я чувствую, как слезы стекают по моим щекам на подушку, и сдерживаться становится тяжелее, ведь я боюсь, что она заметит, потому что лежит очень близко. И я понимаю, что Сэм замечает, потому что она поворачивается ко мне, обнимает рукой и прижимает к себе. И все не произнося ни слова. Как будто понимает. Я хочу рассказать ей, что у меня умерла мама, а я ничего не сделал, но я не могу говорить, не срываясь на рыдания. Поэтому просто закрываю рот и позволяю Сэм обнимать меня, поглаживая мои волосы и шепча, что все будет хорошо. Так я и засыпаю — утешаемый ее объятиями и звучанием ее невинного, ангельского голоса.

Я просыпаюсь, а Сэм еще спит — мы лежим друг к другу спиной. Я осторожно сажусь и немного наблюдаю за тем, как она спит. Когда я в первый раз увидел ее возле 'Грека', она показалась мне красивой, но теперь, после того как я немного ее узнал, личность Сэм дополнила ее образ лучше любого макияжа, украшений или прически. Я сижу, благодарный за то, что встретил ее, но знаю, что сегодня она уедет, а я останусь здесь — и все. Но как и в случае с папой, я стараюсь сосредоточиться на хороших воспоминаниях и быть благодарным, а не оплакивать потерю. Это передалось мне от тети Санни. И оно работает.

Наконец Сэм просыпается и, увидев меня, расплывается в улыбке. Ее влажные глаза сверкают на утреннем солнце.

— Доброе утро, — произносит она, потягиваясь.

— Доброе утро. Как спала?

— Как младенец.

— И я.

— Так что, где тут можно позавтракать?

Я говорю ей, что в 'Самбо' подают отличные завтраки, но что сам я не голоден. Это неправда. Ведь я знаю: денег у нее немного и, хотя ей самой они нужны больше, чем мне, она потратит половину, чтобы накормить меня как следует.

Я помогаю Сэм сложить спальник, после чего мы собираем вещи и отправляемся в 'Самбо'. Там стоит застарелый запах сигарет и картофельных оладий, половина мест уже занята. Большинство людей зашли по дороге в церковь, а некоторые просто завсегдатаи, которые могут целый день потягивать кофе, время от времени съедая по кусочку пирога, а может, и корзиночку картошки фри.

Я сомневаюсь, что Сэм верит, будто я не голоден, потому что она несколько раз спрашивает меня, точно ли я ничего не хочу, а потом, когда приносят еду, пытается заставить меня немного откусить от ее порции. Черничные блинчики. Наконец я говорю ей, что, даже если я голоден, у меня дома есть еда, а ей нужны все деньги, которые у нее остались.

— Покажи-ка мне книгу, что я тебе дала, — говорит Сэм.

Я достаю книгу из ранца и отдаю ей. Она вытаскивает из своего рюкзака красный фломастер, открывает книгу и начинает писать в ней, а потом возвращает мне и говорит, чтобы я заглянул в нее потом.

— Думаю, тебе надо поехать на автобусе, — говорю я ей.

— Почему это?