Шелли Джексон - Путь избавления. Школа странных детей [litres]

Не будем также забывать, что она сама подкинула мне эту идею. Так согласилась ли она на публикацию или сама предложила ее? – Здесь и далее, кроме иных пометок, примечания автора.

Именно тот факт, что в детстве директриса Джойнс писала сочинения, от и до придумывая себе вымышленную личность, вызвал сомнения в авторстве этого текста. Однако углубившись в рассуждения на эту тему, мы сталкиваемся с неразрешимым парадоксом: ведь если автор текста – директриса, следовательно, она лгунья, и следовательно, директрисой может и не являться; в то же время, если автор – не директриса, нет причин считать ее лгуньей, следовательно, она – директриса. (Разумеется, можно также предположить, что провозглашая себя лгуньей, директриса лжет, но в таком случае мы вовсе увязнем по уши.) – Ред .

Впрочем, существует вероятность, что он продолжает наблюдать за школой из загробного мира, используя меня в качестве подзорной трубы, нацеленной на объект его исследований. Но не воспринимайте мое предположение слишком серьезно. – Ред .

Джимсон продолжает: «Прохожий, чей взгляд даже случайно упадет на эту чудовищную постройку, вынужден будет прилечь на травку с мокрой повязкой на лбу, сомневаясь, что архитектор сего здания находился в здравом уме».

По-видимому, речь идет о матери директрисы. – Ред .

Сестры Фокс – известные медиумы середины XIX века, изображавшие появление призраков постукиванием; впоследствии они признались, что это шарлатанство. Прим. переводчика.

Директриса Джойнс. – Ред .

Повторяя одно-единственное слово «прости» с заиканием на свистящем «с-с-с», она поддерживала жизнь в небезызвестном кролике Зайцелоте целых двадцать пять минут, а если точнее – сделала так, чтобы одна минута повторилась двадцать пять раз подряд.

С практикой радиус зоны воздействия можно расширить приблизительно до ярда.

Теперь мы можем растолковать дотошному читателю вопрос, который наверняка приходил ему в голову: в чем существенное отличие поворота временно́й стрелки вспять, необходимого для оживления страдающего Зайцелота, от процесса, в ходе которого мы вызываем мертвых, чтобы говорить с ними, но не оживляем их? В первом случае мы возвращаемся в прошлое настоящего – нашего настоящего, – а во втором – в настоящее прошлое . Технические отличия двух процессов чрезвычайно сложно объяснить, но последний, в отличие от первого, требует предельной концентрации; первый же, по сути – не что иное, как грубое обращение с животными (или людьми).

Это поэтичное описание удовлетворит большинство учеников, но для обладающих техническим складом ума предложим более подробное: когда рот заикающегося переносится назад во времени, время раздваивается. Это специфически действует на звук: две образующиеся в результате звуковые волны являются зеркальным отражением друг друга. Максимумы одной из зеркальных кривых соответствуют минимумам другой, подъемы – падениям, и когда эти волны звучат одновременно, противоположные сигналы обнуляются и возникает тишина, пауза в звучании мира. Эта пауза становится открытым приглашением для мертвых.

Создает ли это «искусственное» заикание вторичный прокол в ткани реальности, на этот раз в прошлом, и открывает ли дверь в прошлое прошлого , предоставляя голос умершим умерших ? Любые рассуждения об этом – чистой воды спекуляция, и в задачи данного исследования не входит изучение данного вопроса, как и комментарии относительно странных «ротовых объектов», ставших предметом пристального внимания основательницы Школы на позднем этапе ее карьеры (подробнее об этом далее).

Здесь и далее автор ссылается на шотландскую сказку «Nix Naught Nothing». В ней говорится о сыне короля, которого королева не желала крестить до возвращения отца из странствий, поэтому назвала его Nix Naught Nothing – три разных слова, обозначающих «Ничто». Возвращаясь домой, король не мог перебраться через реку, и великан вызвался помочь ему в обмен на «Ничто». Король согласился, не догадываясь, что таким образом обещает отдать великану своего единственного сына. Так и случилось. Мальчик попал в услужение к великану, вырос и полюбил его дочь; они решили бежать. Когда сын короля и дочь великана бегут от него, дочь чинит отцу препятствия, бросая на землю волшебные предметы. Брошенная ею расческа превращается в колючий куст шиповника, заколка для волос – в изгородь из копий, а волшебная фляга – в реку (волну), в которой великан тонет. К этому моменту Шелли Джексон и делает многократные отсылки, описывая погоню директрисы Джойнс за Евой Финстер в краю мертвых. В сказке на этом злоключения пары не заканчиваются; спасшись от великана, сын короля попадает под проклятье злой ведьмы, жены птичника, чьего сына когда-то отдали великану, выдав за сына короля. Принц засыпает волшебным сном. Шелли Джексон ссылается на эту сюжетную линию в конце книги, когда пишет, что «ведьма наконец настигла принца Ничто». Прим. переводчика.