– Сейчас я видела сон, – сказала Меган, – когда мы заснули на диване…
И она пересказала ему свой последний сон, отметив, что ей повезло, что, оказавшись «там», она была именно в подземелье замка Батори, а не удостоилась аудиенции печально известной графини.
– А что с остальными снами? – спросил Николас. – Все четыре письма отозвались в твоем подсознании? И кто это сделал… – он указал на ее живот. – Конечно, если тебе тяжело, то не рассказывай.
– Я уже прошла через это, что мне теперь стоит просто рассказать?
И она рассказала ему, но прежде он заварил себе кофе, чтобы темные круги под глазами – следствие бессонной ночи – насытились искусственной бодростью и стали еще темнее.
Да, все четыре письма отпечатались в ее памяти, чтобы ночью предстать уже не текстом на бумаге, а движущимися картинками, которые оживали в ее удивительно странных снах.
Первым ей приснился японец. Меган рассказала Николасу, как видела людей в камерах: там были и японцы, и китайцы, и люди европейской внешности. Большинство из них лежали на кушетках, та или иная часть тела была перебинтована, часто – отсутствовали конечности. Один человек не имел лица, и Меган тут же вспомнились «дохлые сучки» – вот, откуда бугимен взял их образ, подумала она. Этот же человек еще был жив, но, судя по его состоянию – ненадолго. У одного человека, сидевшего, кажется, в стеклянной комнате, все лицо было усеяно красными волдырями и гниющими ранами. Он поднял безумные глаза на Меган и отвратительно улыбнулся ей: губы лохмотьями свисали вниз, обнажая воспалившиеся десна. Меган подумала, что так выглядит смертник, который уже знает, что не проживет и пару дней. Его безумие – оно было его способом принятия неизбежности.
А затем ее обнаружили. Несколько японцев в венной форме преследовали ее, а за ними она видела спокойного, улыбающегося человека в очках. «Широ», – пронеслось в голове. Он смотрел на нее, как коллекционер смотрит на интересную для него вещицу, предвкушая, что вот-вот приобретет ее на аукционе. И какого же было его удивление, когда эта странная белая женщина, к тому же еще и беременная, что пробуждало к ней еще больший интерес, просто исчезла. А потом было суждено исчезнуть и ему вместе с его солдатами и многочисленными живыми экспериментами. «Возвращайся в ад», – успела подумать Меган перед тем, как открыть глаза и попросить Ника напомнить ей, почему он с ней. Услышав его и успокоившись, она снова заснула.
Заснула, чтобы проснуться в прекрасном доме: старинная мебель, картины в золоченых рамах, искусной работы подсвечники, и все это в сочетании с блеском и идеальной чистотой. Меган уже догадалась, кому мог принадлежать этот дом, но надеялась, что ошибается. Послышались приближающиеся разговоры, на это раз она понимала язык, но не могла вслушаться в то, о чем говорили голоса. Ей хватило уже того, что они становились все громче, а значит эти люди подходили все ближе.
Меган, пригнувшись, стала подниматься вверх по лестнице, стараясь прятаться за резной деревянной балюстрадой. Ей было страшно, но и не менее интересно: окажись она в этом доме при других обстоятельствах и в полной уверенности, что ей ничего не грозит, Меган с удовольствием изучила бы все, что в нем находилось и принадлежало ушедшей эпохе.
Но не сейчас. Она поднималась медленно, но выше тоже были слышны голоса. Ее внимание привлекла маленькая лестница, и Меган, миновав второй этаж, решила подняться выше. Она знала, что нельзя. Но не она была сценаристом.
Дверь на чердак была прикрыта, раскрытый замок висел на петли. Меган заглянула – тишина. Ничего не видно и не слышно. Бесшумно она вошла в небольшую комнату чердака, напрочь утратив чувство страха и инстинкт самосохранения. Она двигалась, словно ее движениями управлял кто-то другой, при этом пробуждая в ней интерес к тому, что происходит за дверью.
Она врезалась во что-то, но, к счастью, беззвучно. Когда Меган присмотрелась, то чуть было не закричала, вовремя прикрыв рукой рот – этот вскрик выдался наружу в реальном мире в виде стона, который насторожил Николаса. У ног Меган стоял небольшой ящик, в котором было… тело. Тело, которое шевелилось. Кажется, это была женщина. Меган даже побоялась предположить, в скольких местах нужно было сломать кости несчастной, чтобы буквально утрамбовать ее в такой небольшой ящик.
Ужасы, которые ей открывались дальше, просто поражали своей изощренностью: у одной негритянки не было ни рук, ни ног. И она была живой! Голое тело было перепачкано собственными испражнениями. Открытые глаза… таких глаз Меган еще не видела: зрачки бегали, но взгляд был мертвым. Вспомнив из истории психиатрии то, чему ее учили о лоботомии, Меган предположила, что взгляд после этой операции должен быть примерно таким. «Джек Николсон, – подумала Меган, – это взгляд Джека Николсона перед тем, как на его лицо положили подушку». Фильм этот она смотрела еще в детстве с братом, поэтому не помнила, как звали героя Николсона, но взгляд у негритянки без конечностей был такой же мертвенно-пустой. Меган понадеялась, что девушка все же сошла с ума от пережитой ею боли, а не пребывает в постоянном осмыслении своего ужаснейшего положения, своей безысходной ситуации.
Читать дальше