Около половины десятого в кармане брюк завибрировал сотовый телефон. От неожиданности Федор даже подскочил. Будто змея…
Он сунул руку в карман и с трудом вытащил аппарат. Руки этим вечером отчего-то плохо слушались.
— Алло.
— Ты забыл про меня.
Из трубки донесся прокуренный голос матери. Связь была неважной, сквозь море статических помех на заднем плане то и дело пробивались голоса других людей.
— Мама. Как я… Ох, сегодня же этот день?
Сегодня был день, когда мать должна была ему звонить. Вероятно, сперва она набрала его домашний номер.
— Ты купил дом…
— Да. Я отправил тебе об этом сообщение. Спасибо за наводку. У тебя хорошая память. Столько ведь лет прошло, как ты продавала дома. Я очень надеюсь, что мне удастся сдать остальные комнаты другим врачам под кабинеты. Тогда это с лихвой покроет расходы по ипотеке… Мама, ты меня слышишь? Эта связь…
— Я родилась… — голос прервался в треске помех, — …тридцать пятом году…
— Да-да, я помню, что ты родилась в тысяча девятьсот тридцать пятом.
— …в этом доме. Я из католической семьи. Я жила там, пока не вышла замуж. Твой отец был православным. Отец Данн не одобрял этого. Отец Данн умер в тот год…
Голос ее звучал монотонно и безжизненно, хотя среди помех разобрать наверняка было трудно.
Федор нахмурился:
— Постой. Ты родилась… в этом доме? Я уверен: ты показывала мне дом, в котором родилась. Здесь, в Провиденсе, но… это была старая развалина. Не помню уже где… Я тогда был еще ребенком. Но… да, агент говорил, что дом отреставрировали.
Возможно ли, чтобы это в самом деле был тот дом?
— …Чрез затонувшие долины на мертвом дне морском , — произнесла мать под аккомпанемент ветра за окном.
— Что?
На столе зазвонил городской телефон. Федор снова подскочил в кресле и сказал в трубку:
— Мама, подожди.
Он отложил мобильник и снял трубку стационарного аппарата:
— Доктор Чески слу…
— Федор? Тебя не было дома… А ты, оказывается, здесь! — Звонила его мать. На этой линии помех не было, голос звучал громко и отчетливо. — Ты должен поговорить с этим сумасшедшим санитаром! Он постоянно ходит за мной по всему отделению…
Ветер швырнул в оконное стекло пригоршню мокрого снега.
— Мама… Ты там что, развлекаешься с их телефонами? Ты раздобыла где-то мобильник? Тебе не разрешено иметь мобильный телефон.
Повинуясь внезапному импульсу, он поднес к уху свой сотовый:
— Алло!
— Они звонят, но из бессолнечных эпох…
Конец фразы потонул в шуме статических помех. Но это был действительно голос его матери — только… какой-то механический.
Теперь он сменился длинным, низким гудком. Мать отключилась.
Федор медленно отложил мобильник и сказал в трубку стационарного телефона:
— Мама, у тебя там два телефона, по одному на каждое ухо?
— Федор, ты говоришь так, словно ты не психиатр, а пациент психиатра. А я ведь пытаюсь тебе объяснить, что этот ненормальный, который утверждает, что работает здесь санитаром, так вот он… Что? — Мать теперь обращалась не к Федору, а к кому-то, кто находился с ней рядом. — Врач сказал, что мне можно поговорить с сыном… Да, я уже звонила, но его не оказалось дома…
На заднем плане послышался низкий мужской голос, затем этот человек заговорил в трубку, обращаясь к Федору:
— Это доктор Чески? Прошу меня извинить, доктор, но ей не разрешается пользоваться телефоном после восьми вечера. Я бы мог попросить дежурную медсестру…
— Нет-нет, все нормально. Скажите только: у нее есть сотовый телефон? Мне показалось, что она разговаривала со мной одновременно по двум линиям.
— Что? Нет, у нее не должно быть мобильника… Все, она идет. Мне нужно уладить тут дела, доктор Чески. Но вы не волнуйтесь — ничего особенного, она каждый вечер устраивает разнос Норману…
— Ну разумеется, выполняйте свою работу.
Федор повесил трубку и взял со стола мобильный телефон. Поднес к уху. Тишина. Он решил проверить в меню, кто ему звонил только что, и обнаружил, что последний входящий был от Леа два дня назад…
На следующее утро — был по-зимнему холодный, но солнечный день — Федор заехал в психиатрическую больницу, расположенную на противоположном конце города. Старшая сестра вяло махнула ему рукой и процедила:
— Она в комнате активного отдыха.
Мать играла в карты с пожилой чернокожей женщиной. На ней была надета длинная гавайская рубашка и красные пластмассовые сандалии, редкие седые волосы накручены на синие бигуди. Усыпанные пигментными пятнами руки тряслись, но так было всегда, и в целом мать выглядела вполне счастливой. На экране телевизора с приглушенным звуком герой «мыльной оперы», размахивая руками, произносил какие-то невнятные угрозы.
Читать дальше