Тори Ру - Ноль [litres]

Он осторожно кладет руки на мою талию, отдергивает их и… кладет снова. И вдруг обнимает меня, крепко и долго-долго.

Пока я дрожу от внезапного обжигающего тепла и заново учусь дышать.

– Неужели тебе действительно легче так? – наконец раздается над ухом голос Егора.

Мы стоим, обнявшись, и мой подбородок уютно покоится на его плече. Я желаю, чтобы этот момент длился вечно, но порыв прошел, и на смену восторгу приходит тихий стыд. Разжимаю пальцы, прячу руки в карманы, отступаю назад… Парень поступает так же.

– Да… – киваю я. – Намного легче.

– Просто офигеть… – Он отходит еще на шаг и прищуривается.

– Почему? – Щеки мгновенно заливает краской, хочется исчезнуть, провалиться сквозь землю, перестать существовать, и я ощетиниваюсь: – Так удивительно, что я хочу дружить с тобой?

– Черт, да! – усмехается он. – Наумова хочет поведать Уроду о том, что у нее, оказывается, есть проблемы похлеще алгебры…

– Есть, Лебедев. Ты даже не представляешь, сколько их, этих проблем!.. – едкие слезы готовы пролиться снова.

– Пошли! – Егор разворачивается, направляется к бочкам, садится на одну из них и отбрасывает полу длинного пальто на соседнюю: для меня. Такое простое выражение заботы в его исполнении заставляет улыбнуться. Опускаюсь рядом, выдыхаю и, глядя вдаль на мелькающий сквозь белый шум бурьян под снежными шапками, тихо признаюсь:

– Думаю, ты поймешь… Я тоже не та, за кого себя выдаю.

Бабушка и дед всегда были уважаемыми людьми в городке: бабка учила детей, дед был начальником планового отдела на заводе… Образцовая семья, две дочки. У них был четкий план, кем девочки должны стать, когда вырастут. Но моя мама первой по-крупному подвела родителей: познакомилась в Городе с парнем и выскочила замуж. Дед и бабушка к тому времени уже прекратили попытки ее вразумить и сосредоточились на моей тете – хотели дать все самое лучшее хотя бы ей. Когда твой отец… – я замолкаю и испуганно смотрю на Егора, но он лишь ухмыляется и кивает:

– Продолжай. Когда мой отец убил твою тетю…

– Да. Прости… – медлю я, но он остается абсолютно спокойным. – Когда это произошло… у них мир рухнул. Мама рассказывала страшные вещи о том времени… У нее тоже был трудный период: она осталась одна, без жилья и работы, со мной, мелкой, на руках… Стала привозить меня сюда – на пару дней, на неделю, на месяц… Чтобы родители отвлекались, чтобы видели, что жизнь продолжается. Она корила себя за то, что не может постоянно поддерживать их, быть рядом: нужно было вкалывать, чтобы держаться на плаву. А я росла. Дед умер, и я осталась единственным смыслом жизни для бабушки – она души во мне не чаяла! Они с мамой решили, что мне будет лучше с ней. И вот уже одиннадцать лет я здесь…

Замолкаю, рассматриваю беспомощные замерзшие пальцы, сдираю облупившийся лак с ногтя.

Тихий снег постепенно поглощает краски, превращая день в черно-белую фотографию, заносит окрестности, заявляет свои права на убогий съежившийся мир… Но пока его участь незавидна: он будет падать и таять еще много раз, ввергая нас в бесконечное ожидание сказки, хандру, грусть и тоску.

– И вот ты здесь… – Егор прерывает мое увлекательное занятие – стряхивает частички лака с куртки, берет меня за руку и прячет ее в карман своего пальто. Напрягаюсь от ужаса и восторга и тут же расслабляюсь: то, о чем я много дней мечтала, снова происходит с нами, наяву.

Я впервые делюсь с кем-то своими проблемами, и этот кто-то – Лебедев Егор.

С ума сойти можно.

– Бабушка отдала мне любовь и заботу, все свое время… всю жизнь! Я должна оправдать ее ожидания – кто, если не я? Но я не соответствую им. Потому что всегда была тупой, заторможенной, ни на что не годной серостью! И изо всех сил гналась за призраком той, кем никогда не являлась, Соней Наумовой. Единственной и неповторимой. Каждый день… – я взвиваюсь и с надеждой смотрю ему в глаза. – Как же меня все достало, Егор! Я застегнута на все пуговицы… Раньше я несла эту ношу без проблем, но она вдруг стала непосильной. А если я покажу свое истинное лицо, это станет страшным ударом для бабушки. Теперь ты видишь: я тоже расплачиваюсь за то, что произошло тогда. Как и ты. Иногда я мечтаю умереть, чтобы в воспоминаниях так и остаться идеальной. Я даже думаю над способами…

Егор до боли сжимает мою руку и хмурится.

– А теперь послушай меня! – перебивает он. – Моя дерьмовая жизнь не раз толкала меня к тому, чтобы сдохнуть и разом развязаться со всеми проблемами. Но однажды я ехал в Город за запасом продуктов и прочей фигней – я каждую неделю мотаюсь туда. По электричке метался парень, на пару лет старше, обдолбанный или сумасшедший – я так и не понял. Он сел напротив… и я просто выпал, как он был похож на меня!.. Он узнал мое имя, очень удивился и долго втирал о том, что все плохо, что он – сирота, с детства болен и слаб, что исчезнуть очень просто и он докажет это… Я бы все равно не смог навести порядок в его башке и отсел подальше. Он бросил мне на колени пакет с бумажником и документами, сказал, что не хочет, чтобы его нашли, и сошел на станции. А потом в газетах писали, что неизвестный сиганул под проходивший следом поезд – его долго отскребали с рельсов и опознать так и не смогли. Я никому не рассказал о произошедшем: исполнил его последнюю волю. Но тогда я впервые задумался и представил себя на его месте. И понял: способов куча, но надо ли?.. Пока я жив – есть и надежда. Подумаешь, не продают еду в магазинах… Я и в город смотаться могу. Подумаешь, все презирают и ненавидят. Я тоже от них не в восторге. Но даже я буду жить. А уж ты тем более должна…