Тори Ру - Ноль [litres]

Классный час подошел к концу, ошалевшие от счастья школьники штурмуют гардероб, желая поскорее слинять из проклятых стен храма науки.

Можно вздохнуть с облегчением: Веник сдался и по итогам четверти оценил Наумову на «отлично», но легкость давно оставила меня.

Отправляю на номер Егора коротенькое «Спасибо тебе!», но ответ по традиции не приходит.

Прислонившись к стене, терпеливо дожидаюсь, когда разойдется толпа – шебутные пятиклашки бьют друг друга пакетами со сменкой, носятся по коридору, хаотично меняя траектории движения. Один из них со всего маху врезается в девочку, однажды спасенную Егором от насмешек, – из ее слабых рук выпадает куртка, из сумки вываливаются учебники, личные вещи разлетаются по полу. Девочка падает на колени и непослушными пальцами сгребает в кучу расческу, зеркальце, ручки и пакетики с прокладками – ее губы дрожат.

– Пацаны, у паралитички критические дни! – комментирует Тимур, и сбившиеся в кольцо очевидцы происшествия мерзко хихикают.

Озираюсь по сторонам, душа, прозрачная, истончившаяся от непреходящей боли, разрывается от ужаса.

Отделяюсь от стены и решительно направляюсь к девочке – мне плевать на мнение столпившихся здесь уродов, но чьи-то руки хватают меня за локти и настойчиво удерживают на месте. Тепло согревает и успокаивает и через миг исчезает – Егор расталкивает зевак, опускается возле девочки, помогает ей собрать вещи и выводит в холл.

– Смотрите, Урод себе бабу нашел! – резюмирует Саша.

– Санек, зачем ему баба? Он ведь предпочитает мужиков, да покрепче! – перебивает Сеня, и от искрометного юмора славной троицы к потолку вновь взвивается веселый смех… – Кстати, давно не видно этого мутанта…

Я вздрагиваю – нужно немедленно отвлечь их от разговора о Воробье и Егоре.

Сжимаю нагретый ладонью номерок и скрепя сердце подхожу к ребятам.

– Саш, послушай…

Удивленный, заинтересованный и до омерзения сальный взгляд, задержавшись в районе груди, скользит к моему лицу.

– Что, София?

– Я завтра к маме на все каникулы уезжаю… – изображаю поддельное смущение, мысленно отсчитывая секунды, необходимые Егору для того, чтобы добраться до пожарной лестницы и уйти.

– И? – довольно ухмыляясь, Саша вынуждает меня продолжать.

– Может, вместе сейчас пройдемся? Меня потом неделю не будет в городе…

Присвистнув, он переглядывается с друзьями и, отлипнув от подоконника, вальяжно натягивает куртку.

– Ну, пошли!..

Припорошивший улицы снежок давно растаял, оставив разочарование неслучившегося праздника, слякоть и грязь. Саша, засунув руки в карманы, специально расставляет пошире локти, но я все равно стараюсь держаться на расстоянии, пусть даже увязаю каблуками в черной маслянистой жиже за пределами дорожки.

– Сонька, а помнишь, как мы с тобой кошку вон с того дерева снимали? – улыбается он. – Я говорил тебе – не лезь, а ты полезла и упала.

– Помню!.. – киваю, поддавшись волшебным воспоминаниям о дружбе и далеком детстве, но иллюзия с грохотом рушится.

– А я тебя поймал! И немножко полапал! – сообщает Саша, и мне хочется съездить кулаком по его смазливому самодовольному лицу.

– Нам было по двенадцать лет! – рычу я.

Поправляю рюкзак и отворачиваюсь – на асфальтированном пятачке дороги к соседним дворам расходятся.

– Не обижайся, ладно? – примирительно ноет он, пытаясь перехватить мой взгляд. – Держи. Мир и любовь?

В мою руку ложится шоколадка с орехами – мы обожали такие, даже дрались, когда Саша съедал свою долю, а потом покушался на мою.

– Мир, – вздыхаю я и забираю батончик. – Пока, Саш!

– Уже? Я тебя до подъезда проводить могу! – подрывается он.

– Я не домой! – отнекиваюсь и шагаю к магазинчику бытовой химии, хотя мне туда вовсе не нужно.

Саша обаятельный – даже я ведусь на дурацкую улыбку и почти на него не злюсь. Пока не вспоминаю, как Егор задыхался в коридоре от удара под дых, как металась, умирая от стыда, больная девочка, как прятала слезы и разбитую губу Наташа…

Выбрасываю батончик в урну, вхожу в магазин и, погуляв вдоль витрины, выбираю и покупаю краску для волос самого темного оттенка.

Снег растаял, но стены пустой притихшей квартиры все равно кажутся светлее – брожу по комнатам, складываю в небольшую спортивную сумку вещи, изредка прижимая к рисунку над сердцем кулак. Слишком жжет в груди от раскаленной докрасна болезненной привязанности. Слишком больно и одиноко. Снова.