Стивен Кинг - Жизнь Чака

— Иногда миз Гордон угощает нас имбирным печеньем. Меня и моего младшего брата Ронни. Мне больше нравится «Орео», но…

— Но имбирное печенье так приятно крошится, верно? — спросил Марти.

— Не, имбирное не крошится. По крайней мере, пока ты не начнёшь хрустеть своими зу…

В этот момент уличные фонари погасли, превратив главную улицу в лагуну теней. Все дома также погрузились во тьму. Это было очередное отключение электричества, которое случалось в городе, иногда на целых восемнадцать часов, но питание всегда возвращалось. Марти не был уверен, что оно теперь вообще восстановится. Может быть и так, и у него появилось стойкое ощущение, что электричество, которое он (как и все остальные) принимал как должное, разделило судьбу павшего Интернета.

— Криповенько, — сказала маленькая девочка.

— Лучше иди домой, — посоветовал Марти. — Без света уличных фонарей слишком темно, чтобы кататься.

— Мистер? Всё будет хорошо?

У самого Марти не было детей, но он учил их двадцать лет и мог понять, что вы должны говорить им правду, когда они достигают шестнадцати лет, но добродушная ложь чаще всего будет правильным выбором, когда вы имеете дело с такой юной особой, как эта девочка.

— Конечно.

— Но вы только гляньте, — сказала она и указала рукой.

Он проследил за её дрожащим пальцем, который указывал на один из домой на углу Ферн Лейн. В тёмном окне эркера, взирающего на небольшой участок газона, появилось лицо. Оно возникло в сверкающих белых линиях, заштрихованное тенями, как эктоплазма на спиритическом сеансе. Улыбающееся круглое лицо. Очки в чёрной оправе. Шариковая ручка застыла в подвешенном состоянии. Над лицом: «ЧАРЛЬЗ КРАНЦ». Под ним: «39 ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЕТ! СПАСИБО, ЧАК!».

— Эту случилось со всеми домами, — прошептала девочка.

Она была права. Чак Кранц появился в парадных окнах каждого дома на Ферн Лейн. Марти обернулся и увидел дугу из лиц Кранца, растянувшуюся по всей главной улице позади него. Дюжины Чаков, может, сотни. Тысячи, если этот феномен проявился по всему городу.

— Давай домой, — сказал Марти, больше не улыбаясь. — Иди домой к маме и папе, кукла. Сейчас же.

Она укатила прочь, её ролики загрохотали по тротуару, а волосы развевались позади неё. Он мог видеть красные шорты, а потом девочка исчезла в сгущающихся сумерках.

Марти быстро зашаг в том же направлении под наблюдением улыбающегося лица Чарльза «Чака» Кранца в каждом окне. Чака, в его белой рубашке и чёрном галстуке. Было такое ощущение, будто за тобой наблюдает орда призраков-клонов. Марти был рад, что сейчас не видно луны; что если лицо Чака появится и там? И как, интересно, он тогда справится с этим?

Он добрался до дома номер 13. Остаток пути до маленького двухкомнатного бунгало Фелиции он пробежал, взлетел по парадной аллее и стал барабанить в дверь. Он ждал, и неожиданно к нему пришла уверенность, что Фелиция, должно быть, ещё в больнице, может, работает в двойную смену, но затем он услышал её шаги. Дверь открылась. Она держала свечу. Огонёк слегка освещал нижнюю часть её перепуганного лица.

— Марти, слава Богу. Ты их видел?

— Да, — этот парень появился и на её парадном окне. Чак. Улыбающийся. Выглядевший, как самый заурядный бухгалтер на свете. Человек, который и мухи не обидит.

— Они просто начали… появляться!

— Знаю. Я видел.

— Это только здесь?

— Думаю, такое происходит везде. Я думаю, это почти…

Она обняла его, затащила внутрь, и он был рад, что Фелиция не дала ему договорить. Сказать ещё одно последнее слово: конец.

Дуглас Битон, доцент кафедры философии на Факультете Философии и Религии колледжа в Итаке, сидит в больничной палате, ждёт, когда умрёт его шурин. Слышно только устойчивое бип… бип… бип кардиомонитора и медленная затруднённая одышка Чака. Большинство оборудования выключено.

— Дядь.

Даг оборачивается и видит Брайана, стоявшего в дверях, всё ещё одетого в школьную форму и с рюкзаком.

— Ты решил прийти со школы пораньше? — спрашивает Даг.

— Я отпросился. Мама написала мне сообщение, что позволит им отключить аппараты. Они это сделали?

— Да.

— Когда?

— Час назад.

— Где сейчас мама?

— В часовне на первом этаже. Молится за его душу.

И, вероятно, молится о том, что поступила правильно, думает Даг. Потому что, даже если священник уверяет вас, что — да, всё в порядке, позвольте Богу позаботиться об остальном, — всё равно это кажется неправильным.