Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

– В постель – это опасно, – заботливо предостерёг я дядю Рауфа. – Животное маленькое, вы можете его случайно раздавить во сне.

– Да, но что поделать… А ты молодец, что моих крыс выпускал. Дурное это было дело. Они такие хорошие зверьки…

– А я уезжаю на днях. В Англию. Навсегда.

– Как так – навсегда? А как же Зохра и Зарифа? И невеста твоя?

– Еду работать, останусь там. Невесту заберу к себе, как устроюсь. Вы с мамой об этом не говорите только. Она не очень-то счастлива. Считает, что раз я уехал, то как будто умер.

– Нехорошо это – мать и сестру бросать, – завёлся было дядя Рауф, но я с недавно обретённой решительностью оборвал его словами:

– Я не должен быть несчастным только потому, что кому-то так будет спокойнее. До свидания.

Оставшиеся дни я посвятил экспериментам: ходил по местам, где мог с высокой долей вероятности встретить знакомых, и проверял, как они реагируют на меня. Удалось сделать кое-какие выводы. Все знакомые, осведомлённые о моей смерти через Facebook, видели меня, но принимали за другого, постороннего человека, так же как и друзья, изначально осведомлённые о шутке, но попавшие под влияние массового убеждения. Мама и Зарифа, очевидно, не могли ожидать увидеть постороннего человека у себя в доме, зато привыкли за годы жизни в обществе Мануш к призракам, так что, ощущая моё присутствие и слыша мои ремарки к своим разговорам, думали, что и я стал призраком. Сайка, чья любовь оказалась сильнее, чем я думал, продолжала узнавать меня, но и её восприятие реальности иногда искажалось под давлением всеобщего безумия, и тогда она терялась и начинала вести себя так, словно потеряла меня. И только три человека абсолютно верили в моё существование: наивный безумец дядя Рауф, Бахрам, высоко осознанный и видящий вещи такими, какие они есть, и Ниязи.

Для остальных я стал грустной страничкой в Facebook, неприятно напоминающей о том, что все мы смертны, и которую тем не менее совестно удалить из друзей.

Если вы, спасаясь от одиночества и от чувства собственной никчёмности, будете долго, бесцельно смотреть Facebook, перепрыгивая со страницы на страницу, подглядывая за жизнями незнакомых людей, которые проходят мимо вас, такие интересные и насыщенные приключения, в которые вас не взяли, то однажды вы набредёте на страницу, помеченную скромной надписью «Светлая память». Может быть, лет через тридцать, когда мы уже не будем помнить себя вне этого безразмерного хранилища под названием Интернет, а первые обитатели соцсетей состарятся и начнут чаще умирать, такие странички-мемориалы станут настоящим источником утешения и местом общения с умершим, но сейчас это дико и страшно – крутить эти ленты в обратном порядке: вот самые близкие друзья в минорных тонах поздравляют умершего с днём рождения, зная, что он никогда не прочтёт их тёплых слов, вот кто-то делится общими воспоминаниями, скорбя о том, что новых общих воспоминаний уже никогда не будет, а вот и свежие слёзы, свежая кровь из душевных ран проливается на виртуальную страницу сотнями маленьких букв, которые складываются в долгое ламенто – шок, неверие, стыд за невыполненные обещания, за обещанные, но несостоявшиеся встречи. Потом – первое сообщение от родственника или близкого друга, который был в состоянии что-то написать. А за этим – самое страшное. Последняя прижизненная публикация. «Вот такие вишни мы собрали у себя на даче». Или смешное видео с котиком. Или селфи с друзьями на вечеринке. Или поздравление с Новым годом, загаданные желания, описания планов на будущее. А вы уже знаете, что будущего не стало. Но листаете дальше, потому что болезненное любопытство требует узнать, кого же это не стало, стоит вам жалеть его или нет.

И таких страниц становится всё больше и больше. Множатся призраки людей, поддерживаемые Хранителями страниц, и кто знает, как скоро мёртвых в социальной сети станет больше, чем живых. Каждый оставит о себе неизгладимую память. Каждый будет присутствовать здесь и сейчас, и только дата последней публикации будет становиться всё более далёкой.

Такой могла бы стать и моя страница, но я попросту удалил её. Моё имя ещё понадобится мне.

Я на удивление хорошо выспался в ночь перед вылетом и проснулся в пять утра. Осень развернула свои широкие прозрачные крылья, их взмахи вызывали свежий ветер и гнали по городу ароматы странствий. Никогда ещё с утра я не чувствовал себя так хорошо. И всё же грусть, какой я не испытывал со дня своего школьного выпускного вечера, когда уже знал, что навсегда прощаюсь со всеми, кто был рядом со мной одиннадцать лет, что никогда не увижусь с ними, потому что большинство разъедется, никогда больше не окажусь среди стен, в которых произошло столько интересного, забавного, а порой и драматического, стен, в которых сформировалась моя душа, – такая же грусть сейчас не давала мне сполна насладиться огромной, немыслимой переменой в моей жизни.