Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

Итак, я принёс Джонни в жертву маленькому злобному божку Ниязи, который, по сути, не дал мне ничего взамен. Оставалась Сайка, которая писала мне несколько раз на дню, вымаливая моё прощение, хотя и в её сообщениях проскальзывали иногда траурные нотки, как будто она беседовала с умершим возлюбленным на его могиле. Но она всё ещё считала меня живым. Такая стойкость поразила меня, и я решил ей позвонить. Сайка заслужила право знать, что я уезжаю.

Она очень обрадовалась моему звонку, а потом, когда я сказал ей, что хочу встретиться, внезапно разрыдалась, вызвав давно покинувшее меня чувство угрызений совести. А ведь я уже почти забыл лицо моей некогда любимой.

Встреча состоялась в Губернаторском саду, у нового фонтана с позолоченными тритонами, за беломраморной аркадой, выглядящей как пластмассовая декорация к высокобюджетной, напичканной спецэффектами и пластиковыми доспехами голливудской киноподелке.

Сайка была красивее, чем прежде, а может быть, это мне после долгой разлуки так показалось. Мне вдруг страшно захотелось её, но мы не смогли бы уединиться ни у меня, ни у неё дома, да и было бы верхом цинизма поступить так с девушкой, которую я собрался бросить. И тем не менее я сказал:

– Ты стала ещё красивее. Общение с Ниязи пошло тебе на пользу.

– Он мой друг, – упрямо повторила она фразу, которой отвечала на любые мои упрёки по этому поводу. – Ты опять начинаешь? Для этого меня позвал?

– Нет. Прости. Я хотел сказать тебе, что уезжаю.

– Куда? Когда? Надолго?

– В UK. Навсегда. Скорее всего. То есть мне там работу предложили, посмотрим, что получится.

– Как навсегда?! Ты мне сейчас только об этом говоришь?! Когда ты получил работу?

– Недавно.

– А я что? Меня берёшь и вот так выбрасываешь?! – на пронзительный Сайкин крик уже начали с любопытством оборачиваться прохожие, и я пожалел, что нельзя затащить её в густые заросли кустов – сразу прибежит полицейский и начнёт требовать денег за разврат, даже если мы будем стоять в метре друг от друга.

– Тихо, не кричи, пожалуйста.

– Не кричать? Я что тебе?! Я думала, у нас всё серьёзно! Ты же говорил, что любишь меня! – И она снова начала плакать, выдавая едва ли меньше воды, чем работающий рядом фонтан. – Зачем ты врал мне?!

– Я не врал… – Зачем я только встретился с ней? Знал же, как всё будет. – Но это же мечта всей моей жизни, ты знаешь. Я не смогу здесь жить. Все думают, я умер.

– Ну и что?!

– Ты не понимаешь. Меня родная мать считает умершим! Я еду в своём доме ворую, потому что на меня она больше не готовит! Последний раз она говорила со мной три дня назад, и то наверняка думала, что я – призрак. Джонни сегодня послал меня – не узнал! Для этой страны я не существую, Сайка!

– Ты что, голодный ходишь? – ужаснулась она. Похоже, это был единственный факт из всех приведённых мной, который она смогла осмыслить.

– Перебиваюсь подножным кормом. Я не могу не уехать. Ты понимаешь?

– Тогда возьми меня с собой!

Мольба и отчаянье в её глазах заставили бы дрогнуть и более чёрствое сердце, чем моё. Я оказался в очень затруднительном положении. Приведи я ей все аргументы против этой идеи – и она закидает меня клятвами быть хорошей, терпеливой, удобной и будет верить в это, и доказать, что она не сможет быть такой в силу своей природы, я не смогу. Просто признаться, что я больше не люблю её и не вижу своего будущего с ней, было бы честно, но для таких откровений я всегда был слишком слаб.

Увидев мои колебания, Сайка прижалась ко мне, как испуганное больное животное к хозяину. Как же давно я не испытывал прикосновения создания такого тёплого и мягкого! Знакомый запах её волос пробудил во мне отголоски забытых чувств, и в этот момент я решил, что, возможно, смогу смириться с ней.

– Ты сможешь бросить семью и друзей? Поехать в неизвестность?

– Смогу! – Сайка запрокинула голову, с обожанием и надеждой глядя на меня. Не удержавшись, я поцеловал её. Этот поцелуй, хотя и не вызвал во мне никаких душевных или эротических переживаний, принёс спокойствие. По крайней мере, что-то осталось от моей старой жизни. Сайкины губы были солёные от слёз, и это тоже было привычным.

– Тогда давай сделаем так. Я уеду, устроюсь там, а когда станет ясно, что всё наладилось, – заберу тебя к себе. – Это было равноценно предложению руки и сердца, и это пугало сильнее, чем игра в смерть, которую затеяли мы с Ниязи.

Вернувшись домой, я узнал, что Зарифа и Бахрам подали заявление в загс. Ни мама, ни сама Зарифа не осчастливили меня, умершего, этой новостью, я понял, что произошло, из их разговора между собой.