Александр Форш - Зов черного сердца [litres]

Когда впервые залез в чужую сумку, Михаил не запомнил. Зато в памяти отпечаталось бледное, напуганное личико заставшей его за неприглядным занятием девушки. Худющая, с прозрачной до синевы кожей, жидкими волосиками, собранными на старческий манер в пучок, она зажала рот ладошкой, расширившиеся глаза влажно заблестели.

– Сдашь меня? – с вызовом спросил он, пряча добычу. Невольная свидетельница попятилась, но, натолкнувшись спиной на стену, остановилась. – Иди, чего встала! Ну же!

– Пообещай, что никогда так больше не поступишь, – жалобно попросила она. – Скажи, сколько тебе нужно денег?

Михаил назвал сумму, и девушка опять зажала рот ладошкой.

– Зачем тогда предложила, если у самой ни гроша? Ты ведь уборщица здешняя? Так я и думал – нищенка! А я знаю, у кого брать, они не обеднеют, и сюда тоже приходят, потому как с жиру бесятся! Пастырь не может их прогнать, он всем помогает и не разделяет паству по величине дохода. Но я же вижу, что деньги ему все равно необходимы, чтобы платить за помещение, книги и прочее. А эти… – Лицо Михаила скривилось. – Суют по копейке, когда на самом деле могут дать гораздо больше! Ты тоже могла бы мне помочь, вместо того чтобы осуждать.

Она долго молчала, теребя ворот застиранной кофточки. Михаил уже подумал, что она собралась уйти, когда девушка быстрым шагом преодолела разделяющее их расстояние и выпалила на выдохе:

– Пастырь тебя обманывает! Он всех вас обманывает!

– Замолчи! – Михаил схватил девушку за запястья, встряхнул ее, как тряпичную куклу. Голова несколько раз дернулась, будто шея не была способна ее удерживать. – Хорошо, что пастырь тебя не слышит!

– Пусти! – Серые глаза налились тяжестью грозовых туч, а на пушистых ресницах заблестели искорки, похожие на снежинки, и Михаил ослабил хватку. – Можешь продолжать ему верить, мне все равно! Но я не хочу, чтобы тебя посадили в тюрьму из-за этого мошенника!

– Какое тебе вообще до меня дело? Чего привязалась-то?

– Ты сильно заблуждаешься, если думаешь, что хоть кому-то в целом мире есть до тебя дело! Я просто вижу, как ты себя грызешь, разыгрывая жертву. Обвиняешь богачей, искренне веришь, будто проблема в твоем пустом кошельке, когда на самом деле настоящая пустота – в душе. Вот только здесь тебе ее нечем заполнить, напихают пустых обещаний, как ваты в мешок, и все!

– Если бы ты побывала там, где был я, сейчас так не говорила бы. Дай пройти! – Михаил отпихнул девушку в сторону, мимоходом отметив ее куриный вес. Совсем, что ли, не жрет? Небось на диетах сидит, чтобы жопа не росла, вот и ходит живой скелет.

– Таких как ты у нас в детском доме называли нытиками! – Слова ударили в спину каменой дробью. Неприятно, но не смертельно.

Он не стал ничего отвечать, отдавая себе отчет в том, что его правда слишком фантастична для произнесения ее вслух. Девчонка не поверит, да еще чего доброго поднимет его на смех. Хватило же у нее ума плести небылицы про пастыря.

Украденные деньги закончились быстро, но он знал, где достать еще. Действуя почти на автомате, он не сразу понял, что вокруг собрались люди и все они смотрели на него. Девчонка тоже пришла и тоже смотрела. Почему-то именно от ее взгляда хотелось укрыться, спрятаться. Она не осуждала его и ни в чем не обвиняла. Все было куда хуже – она его жалела. Сомневаться в том, кто его сдал, было странно, и все равно он искал причины, которые могли снять подозрения с нее, той, что не осуждала, а жалела. Ее слова о нытиках болезненным клеймом запечатлелись в мозге и не стереть его, не уничтожить.

Он почти засомневался в своих прежних установках, почти поверил ей, а не пастырю, когда тот явился все такой же сияющий и чистый. Толпа расступилась перед ним, пропуская вперед. Пастырь сказал именно то, что он хотел от него услышать:

– Не бойся, брат, я с тобой.

Мир не рухнул, не разлетелся на осколки, оставшись стоять на четырех слонах и древней черепахе. Бог не оставил его, услышал и послал спасителя.

– До сих пор обижаешься на меня? – Ася легонько ткнула Михаила в бок. – Думаешь, я хотела, чтобы тебя забрала полиция?

Он удивился, с чего она вдруг вспомнила ту давнюю историю. Про нее наверняка все забыли. По крайней мере ему хотелось так думать. Воровать он перестал, но не после неуклюжей Асиной моралистики. Она, наоборот, разозлила его, и в определенный момент захотелось доказать насколько та не права. Решающую роль в его решении сыграл пастырь, объяснивший, что деньги, добытые нечестным путем, не приносят счастья и влекут за собой боль и разочарования. Скажи ему кто-то другой подобное, а тем более тем же снисходительным тоном, послал бы к чертовой матери. Пастырь же имел удивительную способность доносить простые истины на какой-то глубинный уровень сознания. Ему хотелось верить и немедленно исполнять все, что он скажет.