Ши Эрншоу - Зимняя Чаща

Возможно, мне надо бы опасаться того, что может произойти, того, что они могут со мной сделать.

Но на самом деле, боюсь я только одного – леса .

Облака уходят дальше на юг, на черном небе появляется Луна, а где-то неподалеку слева недовольно ухает сова. Ну да, конечно, она не хочет видеть нас здесь, потому что мы своим шумом распугиваем мелких грызунов, за которыми она охотится по ночам.

Что ж, наш пробирающийся по снегу маленький отряд, в который входят пьяные парни, незамеченным уже не остался. А ведь мы еще не успели до Чащи дойти.

Продолжаем тащиться в горы, пока не добираемся до двух крутых склонов оврага и каменной стены, охраняющей границу Чащи.

Впервые за все время парни замолкают, глядя в темный проход между деревьями. Добро пожаловать в Чащу.

– Не нравится мне это, – пятится назад Лин. – Жуть какая-то. Ну его, давайте уйдем отсюда!

Из леса налетает порыв холодного ветра, он пахнет непроглядной тьмой, словно мокрые камни и земля, никогда не видевшие солнечного света, словно логово, в которое приходят спать чудовища. Нет, не воображаемые монстры, а настоящие, те, что умеют подкрадываться к добыче и убивать ее. Те, что смотрят сейчас на нас из тьмы и ждут, надеются, что мы войдем в лес. Рассчитывают на нашу глупость и безрассудство.

– Это все потому, что нас не должно быть здесь, – слегка дрожащим голосом поясняю я. – Это единственный вход в лес. И единственный из него выход.

Сюзи громко сглатывает.

– Может, лучше подождать, пока рассветет, – предлагает она. – Тогда хоть что-то видно будет.

В ее голосе явно читается страх. Исчезла та бойкая девица, которую я помнила по школе к Фир Хэйвене – всегда смеявшаяся громче всех, целовавшаяся со всеми парнями подряд в Валентинов день. Со счету легко можно было сбиться. А теперь она стала похожа на сдувшийся воздушный шарик.

– Ты пойдешь первой, – говорит мне Ретт, не обращая внимания на слова Сюзи. Он кладет мне на плечо руку, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не повернуться и не толкнуть его как следует в грудь, не расцарапать до крови ему лицо ногтями. Но я пока еще слишком слаба для этого и снова замерзла, так что пока они не причиняют мне зла, вступать в открытый конфликт с ними нет никакого смысла.

– Сейчас не полнолуние, – повторяю я. – Нам нельзя туда идти.

– А мне плевать, – отвечает Ретт. Он вновь подталкивает меня, и я неуверенно шагаю вперед. Оглядываюсь назад, на Сюзи, которая смотрит на меня так, словно ждет, что еще секунда, и меня с потрохами проглотит то, что прячется в темноте за деревьями. Смотрит с нескрываемым ужасом – самым сильным, наверное, за всю ее жизнь. Во взгляде Сюзи я явно читаю: «Беги! Развернись и стрелой назад, вниз по склону!»

Но она не знает, насколько я слаба сейчас. Что даже на месте стоять мне и то тяжело.

– Ты только смотри, не трогай ее, – умоляет Сюзи, но Ретт совершенно перестал прислушиваться к ней.

В животе у меня словно затягиваются тугие узлы. Я запрокидываю голову и смотрю в ночное небо – облака уплыли прочь, и открылась Луна, – точнее, сдувшийся наполовину полукруг месяца. Идти в Чащу не в полнолуние – огромный риск, смертельный.

Я делаю выдох и шепчу слова, которые, надеюсь, защитят меня, заставят лес вспомнить меня и разрешить мне беспрепятственно пройти сквозь него.

– Я Нора Уокер, – так тихо, чтобы меня не услышали, шепчу я. Затем еще дважды повторяю эти слова, чтобы получилось три раза, на счастье.

Но что-то подсказывает, что на счастье и удачу поздно надеяться.

Уокер ты или нет, но, очень вероятно, никто из нас эту ночь не переживет.

Ну а выбор у меня разве есть? Чтобы бежать, спасаясь бегством, я еще слишком слаба после падения в озеро. Драться одной против троих здоровенных парней? Не смешите меня.

Так что я сжимаю кулаки, делаю шаг за порог и вхожу в Чащу.

ИОНА УОКЕР родилась под Черной луной урожая, самой темной ночью в году.

С младенчества она никогда не отбрасывала свою тень, даже в самый жаркий полдень, когда яркое солнце обжигало ей шею.

Но при этом девушка, не отбрасывавшая тень, отлично видела в темноте. Ее ночная тень была отлично приспособлена, чтобы подкрадываться и шпионить.

Иона часто ходила по дому ночью, когда ее мать спала. Ходила, не зажигая свет, но никогда не натыкалась босой ногой на передвинутое кресло-качалку, например, которое могла не заметить на новом месте. В темноте Иона видела даже лучше, чем ее кошка по кличке Устрица, приучившаяся ходить по ночам вслед за своей хозяйкой.