Стивен Кинг - Будет кровь

— Что там с дорогой? — спросил Дрю, слегка отдуваясь.

— В общем, нормально. Но в одном месте неслабо размыло. — Прищурив один глаз, Джеки оценивающе взглянул на машину Дрю. — Думается, пройдет. Подвеска высокая, должна пройти. Если нет, я вас отбуксирую, хотя выхлопная труба может малость помяться.

— Как вы узнали, что за мной надо приехать?

— Ваша жена нашла папин номер в старой записной книжке. Позвонила, поговорила с мамой, а мама уже позвонила мне. Жена о вас беспокоится, вот что.

— Да, беспокоится. И считает меня дураком.

На этот раз сын Старого Билла — назовем его Молодым Джеки — прищурился, глядя на сосны сбоку от дороги, и ничего не сказал. Янки, как правило, не обсуждают чужую семейную жизнь.

— Давайте мы сделаем так, — сказал Дрю. — Сейчас вместе вернемся к моему летнему домику… У вас есть время?

— Ага, время есть. Целый день.

— Я соберу свои вещи — это недолго, — и мы вместе доедем до магазина. Мобильной связи здесь нет, но там есть телефон-автомат. Если буря его не сорвала.

— Нет, все нормально. Я звонил с него маме. Вы же небось не знаете про Девитта?

— Знаю только, что он заболел.

— Все, уже отболел, — сказал Джеки. — Помер Девитт. — Он харкнул, сплюнул себе под ноги и посмотрел на небо. — Жалко терять такой славный денек. Садитесь в машину, мистер Ларсон. Поезжайте за мной. Проедем полмили до дома Паттерсона и там развернемся.

Объявление и фотография в витрине «Большого 90» показались Дрю одновременно грустными и смешными. При сложившихся обстоятельствах смеяться было грешно, но наши внутренние устремления нередко — на самом деле достаточно часто — бывают далеко не самыми благородными. «ЗАКРЫТО. ВСЕ НА ПОХОРОННАХ», — было написано на картонке. Именно так, с двумя «Н». На фотографии, снятой, видимо, на заднем дворе, Рой Девитт стоял рядом с пластиковым бассейном. Он был в резиновых шлепанцах и шортах-бермудах под довольно объемным свисающим животом. В руке он держал банку с пивом, и, кажется, его засняли во время танца.

— Да, Рой любил выпить и закусить, — заметил Джеки Колсон. — Дальше справитесь сами, мистер Ларсон?

— Да, конечно, — сказал Дрю. — Спасибо вам.

Он протянул руку. Джеки Колсон пожал ее, уселся в свой внедорожник и уехал.

Дрю поднялся на крыльцо, положил горстку мелочи на полочку под телефоном-автоматом и позвонил домой. Трубку взяла Люси.

— Это я, — сказал он. — Я уже у магазина и еду домой. Ты все еще злишься?

— Вот приедешь, узнаешь. — Она секунду помедлила. — Судя по голосу, ты уже не болеешь.

— Уже не болею.

— К вечеру доберешься?

Дрю посмотрел на часы, но часов на руке не оказалось. Он забрал рукопись (разумеется!), а часы так и остались на тумбочке в спальне в папином летнем домике. Где они и пролежат до следующего года. Он взглянул на солнце.

— Не уверен.

— Если устанешь в дороге, то лучше остановись где-нибудь на ночлег. В Айленд-Фоллз или Дерри. До завтра мы как-нибудь подождем.

— Ладно, но если услышишь, как кто-то ломится в дом посреди ночи, не стреляй.

— Не буду. Ты хорошо поработал? — Она снова замялась. — В смысле, ты же болел…

— Я хорошо поработал. И мне кажется, все получилось.

— Не было никаких сложностей с… ну, ты понимаешь…

— Со словами? Нет. Никаких сложностей. — По крайней мере после того странного сна. — Думаю, это будет достойная книга. Я люблю тебя, Люси.

Она долго молчала, потом со вздохом сказала:

— Я тебя тоже люблю.

Ему не понравилось это молчание, не понравился вздох, но понравился смысл сказанного. На пути был ухаб — уже не первый и наверняка не последний, — но они благополучно его миновали. Все хорошо. Он вернул телефонную трубку на место, сел в машину и поехал домой.

День близился к вечеру (денек и вправду выдался славный, точно как предсказывал Джеки Колсон), и у дороги начали появляться щиты с рекламой мотеля «Айленд-Фоллз». Искушение было велико, но Дрю решил поднажать и добраться до дома сегодня. «Шевроле» шел вполне резво — похоже, колдобины и ухабы на хреновой дороге вправили передок машины, — и если чуть-чуть превысить скорость и не попасться полиции, он уже в одиннадцать будет дома. Ляжет спать в своей собственной постели.

А утром сядет работать. Что тоже немаловажно.

Он вошел в спальню около половины двенадцатого. Грязные башмаки он снял в прихожей и постарался не слишком шуметь, но услышал шелест простыней в темноте и понял, что Люси не спит.