Лин Яровой: Зазеркалье

Я один в этом доме.

Лиды здесь нет.

И никогда не будет.

Во сне я видел девочку. Черноволосую, кудрявую.

Сжимая в руке плюшевого зайца, она бежала по гравийной дороге из леса — из березовой рощи, которая горела осенним золотом. Ветер кружил опавшие листья хороводами, заплетал их в узоры, словно нити ковра.

В воздухе пахло рекой и дымом.

Девочка что-то прокричала отставшей матери. Та шла чуть вдалеке — в жёлтой кофте, с корзинкой грибов в руках — и явно не торопилась. Девочка же бежала в деревню со всех ног. Ослепленная солнцем, она щурилась и почти не смотрела по сторонам, поэтому не сразу увидела старика, который сидел среди кустов крапивы. Одетый в выцветшую камуфляжную куртку он сливался с рощей и ворошил палочкой угли в остывающем костерке. Лишь, когда до него осталась пара метров, девочка заметила цепкие кошачьи глаза, смотревшие на неё из чащи. Вскрикнула. Зажала рукой рот.

— Не бойся, — усмехнулся старик. — Я не леший. Человек я. Живу здесь неподалёку. Во-о-н там.

Старик кивнул в сторону двухэтажного дома с зелёной черепичной крышей. Дом стоял на самом краю леса. Последний на улице.

— Раньше там друг жил, пока не ушёл. Теперь я, — сказал старик. — А ты чья будешь? Не Мурова внучка?

Девочка отрицательно покачала головой. Сделала пару шагов назад и испуганными глазами стала искать маму.

— Ну да… что-то маху я дал. Для муровской слишком худенькая, — старик ухмыльнулся, затем опустил голову и небрежно махнул рукой. — Ну беги, беги. Мать потеряет.

Девочка отступила ещё на шаг, и лишь когда поняла, что старик на неё больше не смотрит, закричала и понеслась что есть мочи обратно в лес.

Старик тихо засмеялся. Глянул в огонь, в котором тлели березовые полешки. Береста прогорала, но оставалась чёрно-белой, будто огонь не сжигал, а выворачивал её наизнанку.

— Как же долго я тебя ждал… Как же долго.

Выдохнув облачко синего сигаретного дыма, старик поднял взгляд и посмотрел куда-то в заросли крапивы, словно искал там старого знакомого. На мгновение в крапиве мелькнул солнечный зайчик.

— Вот и всё, Андрюша. Вот всё и кончается.

Усмехнувшись, старик бросил окурок на землю. Затоптал ботинком. Потом медленно распахнул куртку и достал что-то блестящее из внутреннего кармана.

Глубоко вздохнув, старик посмотрел на солнце. Молча воткнул серебряную иглу в собственную тень. И упал замертво.

Далеко на холме трижды ударил колокол. Разбил сон на части. И прежде, чем сновидение окончательно рассыпалось, я услышал в роще искристый девичий смех. Следом за ним женский голос:

— Скоро, моя ясная, скоро. Папа обязательно к нам вернётся.

Мир вспыхнул.

И остался лишь свет.